— Почему же преступник вернул матери ошейник? - спросил прагматичный инспектор. - Пытался ее запугать? Вынудить уничтожить или отдать ему завещание?
— Вероятно. Думаю, к ошейнику все же прилагалось письмо, о котором госпожа Инкендорф тоже не посчитала нужным нам сообщить, но если вы спросите нашего юного друга, он наверняка вам все расскажет.
— Но у него ничего не вышло.
— Конечно. Такую женщину, как его мать, не стоит загонять в угол.
— И когда ничего не вышло, злоумышленник вернулся в дом.
Ференц кивнул.
— Наверное, он убил бы и мать…
— Но так как ее не оказалось дома, - подхватил полицейский, - он просто перевернул все вверх дном в поисках завещания.
— Верно. А затем вернулся в больницу, чтобы снова поговорить с дворецким. Но опоздал.
Некоторое время они пили чай в молчании, а затем инспектор сказал:
— Жаль только, что преступление самой госпожи Инкендорф уже не раскрыть за давностью лет. – Он постучал ложечкой по чашке, будто в такт своей досаде. – Главный свидетель, он же возможный сообщник, отсутствует. Все улики уничтожены. Получается, что в этой истории она одна вышла сухой из воды.
— Позвольте с вами не согласиться, - сказал Ференц задумчиво. – Мужа она потеряла, а ее единственный сын попал в тюрьму за убийство. Собачка, к которой она была так привязана, пропала. Но даже если мопс каким-то чудом найдет дорогу домой, разве это может заменить женщине настоящую семью? И когда ее не станет, разве сможет собачка распорядиться наследством так, как это сделал бы настоящий потомок?
Хорст покачал головой.
— Так что не стоит завидовать госпоже Инкендорф, - продолжал антиквар. – Мне кажется, она как раз сполна получила по заслугам. Слишком высокую цену ей пришлось заплатить за ту дерзость, с которой она попыталась выпрыгнуть из колеи своего предназначения. Она бросила вызов силам, которые в античных трагедиях представлялись понятием судьбы, - и проиграла, потому что идти против судьбы не пристало даже богам.
Однако если у нее хватит понимания, - прибавил он после некоторого раздумья, - чтобы подарить счастье какому-нибудь другому ребенку – настоящему, не собачьему, - то в ее жизни еще возможен поворот к лучшему…
Полицейский кивнул.
— Я вот еще чего не понимаю. – Он подлил чаю в обе чашки. – Почему вы видели шрам Санта Клауса? Может, это один из тех сбоев, которые дают иногда даже самые точные инструменты?
— Благодарю… Нет, я так не думаю, - сказал Ференц, вертя конфету. – Не сочтите это за нескромность… Но я много думал над тем шрамом и, кажется, нашел ответ. Ведь впечатления, как сны, часто представляют собой символы, а не буквальные образы из прошлого. Вот так получилось и на этот раз.
— Тогда символом чего был шрам? – спросил Хорст.
— Во-первых, он похож на следы от зубов собачки, вы не находите? А кроме того, он символизировал взломщика вообще. И не только нашего молодого взломщика, но и другого, постарше.
Инспектор покачал головой.
— Дворецкий? Но это же был не наш Бауэр, не Санта Клаус. Я специально проверил его руки – никаких шрамов.
— Да, - сказал Ференц, - но взломщики бывают разные. В данном случае, дворецкий оказался взломщиком сердца.
Полицейский хмыкнул.
— Так, значит, это он был отцом побочного ребенка?
— Именно так. И шрам в видении связал его и его сына через его фамилию – Бауэр – с другим Бауэром, известным взломщиком.
Хорст покачал головой и отпил чаю.
— Знаете, что странно? – сказал он. – Ведь вы же не знали о существовании бандита с таким шрамом?
— Не знал.
— Почему же ваше видение показало вам именно такой символ?
Несколько мгновений Ференц и инспектор смотрели друг на друга в молчании, и было слышно лишь мерное тиканье часов. Затем антиквар задумчиво кивнул.
— Как будто эти впечатления были рассчитаны и на вас, да? – Он посмотрел на Хорста. – Вы понимаете, что это может означать?
Полицейский покачал головой, а его лицо внезапно стало озабоченным.
— Что?
— Я и сам пока не понимаю до конца.
Ференц откусил кусочек шоколадки и некоторое время наслаждался ею молча, а затем сказал:
— Возможно, эти психические явления не так автоматичны, как я раньше думал. Мне нужно будет над этим поразмыслить. И еще кое-что.
— Что? – Полицейский не сводил с него встревоженного взгляда.
— Конфеты отличнейшие. Выход из заезженной колеи может быть замечательной вещью. Но не всегда, - прибавил он задумчиво, - как видите, отнюдь не всегда.