раздражения спросила она.
– Нет, мэм. Просто захотелось узнать.
Она внимательно посмотрела на него. Нельзя сказать, чтобы Уилл выглядел
озабоченным – впрочем, озабоченным он никогда не бывал. И тем не менее она
почувствовала: что-то неладно.
– У меня есть десять долларов золотом, – сказала она. – Это все, что осталось от
денег того янки.
– Так вот, мэм, этого мало.
– Мало – для чего?
– Мало, чтоб заплатить налог, – сказал он, проковылял к камину и, нагнувшись, протянул к огню свои покрасневшие от холода руки.
– Налог? – повторила она. – Да что ты, Уилл! Мы ведь уже заплатили налог.
– Да, мэм. Только говорят, недостаточно заплатили. Я слышал об этом сегодня в
Джонсборо.
– Ничего не понимаю, Уилл. Что ты такое говоришь?
– Мисс Скарлетт, мне, конечно, неприятно вас тревожить, когда на вас и без того
столько всего свалилось, а все-таки сказать нужно. Говорят, вы должны заплатить
куда больше. Тару оценили ужас как дорого – разрази меня гром, дороже всех
поместий в округе.
– Но ведь не могут же заставить нас еще раз платить налог, если мы его уже
заплатили.
– Мисс Скарлетт, вы ездите в Джонсборо не часто; и я этому только рад. В
нынешние времена это место не для леди. Но если б вы туда чаще ездили, тогда б
знали, что сейчас там верховодят крутые ребята-республиканцы, подлипалы и
«саквояжники»[10]. Они бы вас довели до белого каления. Ниггеры там расхаживают
по тротуарам, а белых господ на мостовую сталкивают, и еще…
– Да при чем тут это-речь же о налоге!
– Сейчас, сейчас, мисс Скарлетт. Эти мерзавцы по какой-то причине решили
поднять налог на Тару, точно она у нас дает доход в тысячу тюков. Когда я об этом
услыхал, пошел в обход по салунам, чтобы поднабраться сплетен, и вот узнал: кто-то
хочет купить Тару по дешевке с шерифских торгов, ежели вы налог сполна не
заплатите. А все прекрасно понимают, что заплатить вы не можете. Кто этот
человек, который хочет купить Тару, я еще не знаю. Этого я разнюхать не сумел.
Правда, думаю, этот трус Хилтон, что женился на мисс Кэтлин, знает, так как очень
уж нахально он склабился, когда я его выспрашивал.
Уилл опустился на диван и принялся потирать свою культю. Она начинала ныть у
него в холодную погоду: деревяшка, на которую она опиралась, была плохо обита, да
и неудобна. Скарлетт в ярости смотрела на него. Да как он может говорить таким
небрежным тоном, когда каждое его слово – все равно что похоронный звон по Таре!
Продадут с шерифских торгов?! А куда они все денутся? И Тара перейдет к другим
владельцам! Нет, даже мысли такой допустить нельзя!
Стремление сделать Тару доходной настолько поглотило Скарлетт, что она совсем
не думала о том, что происходит за пределами поместья. Если возникали дела, требовавшие поездки в Джонсборо или в Фейетвилл, она посылала туда Уилла или
Эшли, а сама почти не покидала плантации. И подобно тому как раньше она никогда
не прислушивалась к разговорам отца о войне, пока война не началась, так и теперь
едва ли вникала в долгие беседы, которые вели за столом после ужина Уилл и Эшли
по поводу Реконструкции Юга.
Да, конечно, она слышала про подлипал – южан, с выгодой для себя
переметнувшихся на сторону республиканцев, и про «саквояжников» – этих янки, которые после поражения южан словно саранча ринулись в Южные штаты с одним
лишь саквояжем в руке, вмещавшим все их достояние. Было у нее и несколько
неприятных стычек с Бюро вольных людей. Слышала она и о том, что какие-то
освобожденные негры нахально себя ведут, но этому трудно было поверить, ибо она
в жизни еще не встречала нахального негра.
Однако Уилл с Эшли многое намеренно скрывали от нее. Вслед за тяжелыми
испытаниями войны для Юга наступила еще более тяжкая пора – Реконструкция, но
мужчины условились не говорить дома о некоторых моментах, вызывавших у них
наибольшую тревогу. А Скарлетт если и прислушивалась к их беседе, то в одно ухо
впускала услышанное, в другое выпускала.
Она, например, слышала, как Эшли говорил, что победители относятся к Югу
словно к завоеванной провинции и главным образом занимаются мщением. Но
Скарлетт решила, что к ней это никакого отношения не имеет. Политика – мужское
дело. Она слышала и то, как Уилл сказал однажды, что, похоже. Север ни за что не