Сергей все это видел через стеклянную перегородку, разделяющую домишко на две части. Но о чем часовщик разговаривал с парнем, не слышал, потому что все время пробовал приемник.
— Интересно, — пробормотал Зубов.
— Да. Узнав все это, я взял с собой милиционера и опять к часовщику. Он был спокоен и вежлив, как всегда. Начали обыск. Он стал возмущаться, так как знал, что мы ничего не найдем. А когда ему сказали, чтобы он вел нас к себе на квартиру, то сразу присмирел и уже не склонял слово «право» во всех падежах. Пришли на квартиру — и вот результат!
Малинин положил на стол перед изумленным Зубовым двое золотых часов с черными муаровыми ленточками.
— Здорово! — воскликнул Зубов. — Ты спрашивал, откуда у него эти часы?
— Спрашивал. Он говорит, что это не его часы, что эти часы принадлежат его матери. И ты представляешь?! Ведем мы Сигизмундова-Гулевича в отделение, а навстречу — его мать. Сначала ничего не поняла, а потом кинулась, давай кричать на нас. Я ей сказал, что если она будет собирать публику, то я объявлю во всеуслышание, что ее сын преступник, и ей же будет стыдно. Она сразу замолчала и пошла за нами. Сейчас сидит в приемной у начальника отделения. Очевидно, намерена жаловаться.
— Да, я забыл тебе сказать. Когда мы подходили к отделению, какой-то мужчина, увидев часовщика рядом с милиционером, сказал: «Наконец-то попался! Теперь не будет заменять детали в часах».
— А длинный парень действительно был у часовщика, когда ты в первый раз приходил к нему?
— Да, но я его в лицо не запомнил.
В это время в коридоре послышался крикливый женский голос, который приближался к кабинету Зубова. Дверь открылась, и вошла женщина среднего роста, склонная к полноте, с хозяйственной сумкой из клетчатой материи. Ее слегка навыкате глаза быстро перебегали с одного предмета на другой. Следом за ней вошел начальник отделения милиции.
— Я еще раз спрашиваю, что это значит? Почему моего сына забрали в милицию? Что он сделал? Если кому-нибудь плохо отремонтировал часы, то ведь это не дело милиции! Как по-вашему? Или вы думаете, я плохо знаю своего сына?! Кто, как не мать, лучше всего знает своего ребенка, а?
— Тихо, тихо! Спокойно, гражданка! — Грошев недовольно перебил женщину, видя, что она не проявляет ни малейшего желания прекращать свою бесконечную тираду. — Сейчас разберемся. Садитесь, пожалуйста!
— Разрешите, товарищ майор, задать женщине несколько вопросов, — обратился Зубов к Грошеву.
Грошев кивнул головой и сел на диван.
— Почему вы не носите своих часов?
— Каких часов? У меня нет часов! Недаром говорят, что сапожник ходит без сапог, а часовой мастер без часов. И хотя мой сын часовой мастер, у меня нет часов.
— Как же нет? А куда же вы девали свои часы?
— Какие часы? Я никогда не имела часов!
— Вы спрашиваете, какие? Да те двое золотых, которые вы покупали по сто тридцать рублей каждые?
— Что он говорит? — опять воскликнула мать Сигизмундова-Гулевича, всплеснув руками. — Я никогда золотых часов не покупала! И откуда же я возьму такие деньги?!
— Может быть, сын покупал такие часы?
— Нет, он не покупал, но у него есть двое золотых часов. Он мне сказал, что отдал за них свои. Я еще спросила у него: «Неужели не перевелись еще дураки, чтобы совершать такой обмен?» А сын рассмеялся и ничего не сказал.