К засохшим губам ее поднесли стакан с водой и осторожно переложили на носилки.
…Прошел год.
Однажды к Бочаровой пришла молодая женщина и, смущенно улыбаясь, спросила:
— Не узнаете?
— Нет. А кто вы?
— Помните, ночью, в дождь, вы меня пустили. Дочку я у вас родила…
— Неужели это ты? — изумилась Зина. — Я думала, пожилая женщина была, а ты вон какая верба! — и она невольно залюбовалась, окинув взглядом стройную, миловидную женщину.
— Да что мы стоим-то? Пойдем в дом. Чаем угощу, — хватилась хозяйка.
Долго сидели они за столом, разговаривая, как подруги, не видевшие друг друга много лет.
— В один месяц я двух детей похоронила. А в ту ночь выгнали меня свекровь с мужем, как собаку выгнали, — смахнув слезы, тихо рассказывала Варя. — Вот так и живу. Три снохи до меня не выдержали… Ушли. А я все боюсь дочь без отца оставить. Пилят меня день и ночь, то не так выстирала, то не так обед сварила, то не так прошла, взглянула не так.
— А ты что молчишь?
— Попробуй скажи им. Загрызут, а то бросят в лицо чем попало. Квартирантов, и тех держат в страхе. Поздно не приди, рано не встань. Дом ведь почти в центре, а люди на окраину переезжают, чтобы не терпеть. А Прокопий ей не прекословит. Что мать сказала — все. Сколько раз я ему говорила: «Уйдем, Проша, на квартиру. Сам видишь — нет больше сил терпеть. Что ни сделаю, как ни стараюсь — все ей плохо». Да что там! Ответ у него один:
— Вас много, а мать одна. Не нравится — уходи. Держать не будем. Только алиментов не жди, не получишь.
С получки всегда пьют. Вдвоем пьют, гостей не зовут. Тут лучше сразу убегай. Если успею, схвачу дочку и в чем попало — из дома. То у соседей, то на чердаке ночую. Бегством только и спасаюсь от кулачищев его да от проклятий.
Не зная, верить или не верить услышанному, Зина недоумевала, что есть еще в наше время такие люди.
— Да как ты, милая моя, живешь с ними? Ты молодая, здоровая, руки есть, работа есть, а ты терпишь, унижаешься! А зачем?
— Семья все-таки! — возразила Варя.
— Семья! Да разве это семья? Да кому нужна такая семья? У меня вот четверо детей, а я бы терпеть не стала! Ушла бы я, честное слово, ушла бы, — уверяла Зина.
С тех пор они встречались часто. Вместе с Бочаровыми ездила Варя на неделю за ягодами. Собрав по ведру малины, усталые и довольные, останавливались они у ручья. Холодная и прозрачная вода снимала усталость, унося ее мимо густых кустов смородины и малины.
Ночевали в деревне. По вечерам на кострах варили варенье и долго, пока не гасли последние угольки, разговаривали. Ночной холодок прогонял спать. Свежее сено на сеновале душисто пахло, кружило голову. Накрывшись одним хозяйским тулупом, они и здесь перешептывались, пока не просыпался кто-нибудь из Зининых детей. Встречались и в городе. Иногда, идя на рынок или в магазин, Варя забегала к Бочаровым, но никогда не приглашала к себе. Зина не придавала этому значения. Да и семья большая — некогда по гостям ходить.
Но когда Варя внезапно перестала приходить, Зина заволновалась, не случилось ли чего? И очень пожалела, что не знала ни адреса, ни фамилии подруги. Сбегала бы к ней или старшую дочку послала, да не знает, где найти подругу. Город большой. Много в нем живет Варвар. Как разыщешь?
Думала она, думала, и пошла в городской роддом. А там выяснилось, что в тот месяц, когда Варя родила дочь, двадцать одна Варя в городе стала мамой.
Восемнадцать адресов выписала Зина. Три адреса и писать не стала — мальчишки там родились, а у Вари дочь.
Накормив семью и проводив на работу мужа, Зина с младшей дочкой на руках уходила на поиски подруги. Одних Варвар она встречала дома, к другим приходилось заходить на работу, но все напрасно. Надежда была на последний день.
С волнением проснулась Зинаида утром. Солнечный зайчик, прошмыгнув через ставень, оставил светлую полосу. Тысячи точек плясали, прыгали, притягивали глаз. Беззаботно и сладко спали дети. Будить их было жаль. Оставив соседскую бабушку посмотреть за детьми, Зина поехала на автобусе к семнадцатой Варе, которая оказалась пожилой и очень любопытной женщиной.
Восемнадцатый дом встретил Зину недружелюбно: закрытыми ставнями, высоким забором и дощечкой на калитке с надписью: «Злая собака». Сколько ни стучала в ворота и ставни, ей никто не открыл, но и лая злой собаки не было слышно. Хозяев пришлось ждать долго. Присесть возле дома было негде.
Зина решила прийти вечером. Только перешла дорогу, неожиданно услышала скрип калитки, из которой в низко повязанном белом платочке вышла старуха.
Поправив на голове платок, она закрыла калитку на палку, ловко просунув сухую жилистую руку в отверстие ворот.