Мария отнесла такой прием за счет патриархального порядка, поэтому не обиделась. Однако ее охватило чувство неловкости.
— Ну вот что… Садитесь, пейте чай и рассказывайте, с чем пожаловали, — предложила хозяйка дома.
— Я уже вам писал, что мы закончили стройку, а теперь вот к вам решили приехать на работу.
— Писать-то писал. Это правда. А ответ о нашем согласии на это ты, сынок, получил?
— Нет… Но я думаю, что вы, мама, не будете возражать.
— Ишь, какой самоуверенный! — поддакнул своей супруге Лука Федотович.
— Ну что ж… посмотрим. Пока поживите. А там видно будет. Располагайтесь вот в этой комнате — она пустая. Вещи сложите в угол прихожей, — распорядилась мать.
Саша, отогревшись с улицы после чая, долго прислушивался к разговору, но ничего не поняв из него, задремал на кушетке и уснул. Молодая мать, плотно прижав его к своей груди, перенесла сына в отведенную комнатку, где отец приготовил постель. В эту ночь все трое спали на полу.
Иван Карташев вскоре устроился на работу в автоколонну шофером. Мария готовилась стать матерью второго ребенка. После родов она собиралась работать электрообмотчицей, как и на стройке.
Лукерья Спиридоновна и Лука Федотович знали о беременности невестки, но не очень-то жаловали ее. Сын заметил это, хотя Мария никогда ничего ему не говорила.
— Мама! Вы, вроде, чем-то недовольны? — как-то спросил он, заметив, как Лукерья Спиридоновна переставляла в комнате кровать.
— А чему радоваться? Ты спросил нас, когда женился на этой вот, которая не имеет ровным счетом ничего — ни денег, ни одежи, ни родных? — пренебрежительно ткнув пальцем в сторону снохи, сварливо буркнула Лукерья. — Что корысти нам от вашего приезда? Место только в доме занимаете. Без вас мы пускали квартирантов. Глядишь, ежемесячно — доход. А теперь что?
— А теперь мы с Машей вам будем помогать, — примирительно сказал Иван. — Ты бы, мама, присматривала лучше за Сашей, а Маша пойдет на работу. У нее хорошая специальность.
— За вашим бандитом Сашкой ходить не буду. Не нужна нам и ваша помощь: без нее обойдемся. Уходите, откуда пришли, а я квартирантов пущу, — прервав сына, властно распорядилась Лукерья Спиридоновна.
— Подождите немного, мама. Я вот поправлюсь, пойду на работу, а там и квартиру с Ванюшей будем хлопотать, — вежливо попросила невестка.
— Не вмешивайся, не с тобой говорю, а с сыном! — прикрикнула свекровь и тут же вдруг поинтересовалась: — А сколько ты будешь зарабатывать?
— На заводе хорошо зарабатывают. Во всяком случае, трудовая копейка всегда лучше, — ответила Мария.
— А-а-а! Ты мне опять намекаешь? Тогда вот что: убирайтесь! И чем быстрее, тем лучше! — Свекровь подозревала сноху в недоброжелательности, поэтому в каждом ее слове искала тайный смысл, обидный для нее.
Вскоре вещи сына и снохи были выставлены в чуланчик у самых дверей.
Оставшись вдвоем в трех светлых комнатах, Лукерья и Лука Карташевы решили пустить в дом квартирантов.
— Мама, образумься, что ты делаешь?! Как же нам жить, ведь у Маши скоро будет маленький, нам нужна комната.
— А меня это не интересует. Я сказала, значит, будет по-моему.
Жадность к деньгам заслонила у этой женщины все. И не удивительно. Всю свою жизнь она прожила на нетрудовые доходы, от сдачи дома в наем квартирантам. А вот теперь, изволь, отдавай сыну комнату. И Лукерья Спиридоновна провоцировала в семье один скандал за другим.
Лука Федотович был безвольным человеком. Он поддерживал Лукерью и помогал в осуществлении ее замысла. Чтобы выселить семью сына из дома, он умышленно сломал трубу в печи, оставив чулан без отопления.
Мария Павловна с мужем вынуждены были подумать о своей защите. Посоветоваться обо всем они пришли в народный суд. Однако, к их удивлению, судья, выслушав, тут же предъявил им для ознакомления заявление родителей Ивана Карташева. В нем говорилось: «Просим выселить из нашего дома сына и сноху. Они нас обижают, нарушают наш покой под старость лет. Надоел нам и их разбойник Сашка» (это о трехлетнем ребенке!). Аналогичные заявления старших Карташевых поступили на рассмотрение исполкома, в редакцию газеты, куда «обиженные» обращались за защитой.
Мария Павловна, познакомившись с этими «документами», не выдержала и горько расплакалась.
— Успокойтесь, разберемся, — сказал судья.