— Обязательно, — Андрей пожал протянутую руку.
Вернувшись после встречи с Эпштейном домой, Андрей взял пьесу и забрался с рукописью на диван — он с детства приучился читать лежа и никак не мог от этой привычки отвыкнуть. Он никогда раньше не читал пьес, и чтение сразу его захватило. В сценарии довольно подробно описываются не только диалоги, но и то, что должно происходить на экране. В пьесе же описывается лишь декорация на сцене, все остальное — только диалоги, иногда с небольшими авторскими ремарками. Когда он почувствовал, что проголодался, он с пьесой в руке пошел на кухню. Сделав себе чай с бутербродом, он, не возвращаясь на диван, остался на кухне и, попивая чай, продолжил чтение. Закончив, он закрыл рукопись и в своей любимой позе, вытянув скрещенные ноги, со сплетенными на груди руками, долго обдумывал прочитанное. Его мысли прервал телефонный звонок. Андрей от неожиданности вздрогнул и посмотрел на часы — было уже четверть двенадцатого. Он взял трубку.
— Андрюшенька, — раздался возбужденный голос Тамары, — миленький, я у Светика, ну ты знаешь ее — одинокая, несчастная учительница химии из нашей школы. От нее ушел очередной поклонник, и она буквально на грани самоубийства. Я просто не могу ее бросить в таком состоянии. Ты же понимаешь. Я побуду у нее пару дней. Мне ее так жалко. Ты не против?
— Да нет, конечно. Мне тут Григорий Исаевич дал пьесу почитать. Главную роль, между прочим, предлагает.
— Ух ты! Здорово. Поздравляю, милый. Ну, пока-пока! — еще более возбужденно крикнула Тамара и повесила трубку.
В воскресенье Андрей позвонил Эпштейну и сказал, что решил попробовать. Когда он зашел в кабинет к Григорию Исаевичу, тот с кем-то говорил по телефону. Увидев Андрея, он махнул ему рукой, приглашая сесть на свободный стул перед его столом.
— Ну, как впечатление? — повесив трубку, спросил он Андрея.
— Потрясающая пьеса. И я очень хочу попробовать. Мне кажется, что роль Аарне Нискавуори словно для меня написана… — на одном дыхании, волнуясь, проговорил Андрей и вдруг запнулся: — Простите, Григорий Исаевич. Я, наверно, много на себя беру?..
— Нисколько! — засмеялся Эпштейн. — Поэтому я вам и предложил эту роль. Ну что ж, займемся пробой. Я договорился с нашей очаровательной Любочкой Архиповой — она сыграет Илону Алгрен и уже ждет нас в зале.
Пробой Эпштейн остался доволен.
— Вы были немного натянуты, нервничали, — сказал он после пробы Андрею. — Но это естественно и на репетициях все уйдет. А пока заучивайте роль. В этом году мы с вами уже не увидимся, так что с наступающим вас. Удачи вам в новом году и с новой карьерой.
— Спасибо, Григорий Исаевич. Вас тоже с наступающим и всего хорошего в новом году.
Миллениум компания решила отмечать по возможности пышнее, чем в прошлые несколько лет, когда кое-кто из учителей потерял работу и пришлось затянуть пояса. Выпив по традиции за уходящий год, который, по мнению всех присутствующих, был совершенно ужасным, сидящие за столом стали наперебой рассказывать разные истории, подтверждающие их отношение к прошлому году. Один из гостей, со слегка удлиненным лицом и курчавой головой, рассказал, как довольно интеллигентная на вид дворничиха, подметавшая улицу, сказала ему, что он очень похож на Блока. Тамара с ужасом на лице поведала, как она однажды ехала в метро на день рождения к своей тете. На коленях она держала торт, купленный в «Севере», и сидящая рядом с ней женщина, тоже очень приличная на вид, кивнув на торт, спросила, сколько же эта красота стоит. Андрей, как обычно, в разговоре участия не принимал, молча ел, попивая вино (помня отца, к водке он по-прежнему не прикасался), передавал тарелки и слушал других. Закончив хаять Ельцина, с восторгом заговорили о новом президенте. Сидевший напротив Андрея пожилой мужчина с маленькими усиками под утиным носом спросил его:
— А что вы думаете о новом президенте, молодой человек?
— Пока ничего, — ответил Андрей.
— Почему? — удивился мужчина, которого Андрей видел впервые.
— Потому что раньше он был гэбист. А переменился ли он с тех пор, будет видно.
Усатый мужчина от удивления не донес вилку до рта. Потом он как-то сразу побагровел, медленно положил вилку назад в тарелку и, навалившись животом на край стола, презрительно отчеканил:
— Вы, конечно, и развал нашей великой страны праздновали?
— Нет, не праздновал. Но слезы тоже не лил, — улыбнулся Андрей, которого уже начал забавлять этот разговор, и он даже не заметил, как за столом наступила тишина.