— Илюшенька, счастье ты мое. Дай я лучше сама объясню людям. У тебя уже нервный тик начался.
— Объясняй. Мне по барабану.
— Так вот, — начала свой рассказ Катя, поудобнее устраиваясь на стуле, — этот финансовый гений решил заработать пару сотен и взялся перевезти семью Геллер из Джерси-Сити в Парамус. Машины у Илюшеньки не было, нет и никогда не будет. Тогда он, ну типа, решил одолжить машину у Леньки и дать ему за это пятьдесят баксов. Что такое бандит Ленька, вы знаете. Ну, короче, проехал этот гонщик всего два блока по Кеннеди-бульвару и — бах! — врезается в затормозившую перед ним машину…
— Этот идиот перед самым носом затормозил! — возмутился Илюша.
— How about a distance between cars? (Как насчет дистанции между машинами?) — поинтересовался Мар-куша.
— У меня крышак сорвало, — виновато сказал Илюша.
— Крышак у него сорвало! Права и страховку на машину у тебя тоже сорвало? Короче, этот бандит Ленька потребовал с нашего дебила полторы тысячи долларов. И где, вы думаете, этот genius (гений) решил найти такие деньги? Правильно думаете. У Елены Владимировны, Аленкиной бабушки. Он решил, что раз у них квартира в Хобокене, то она миллионер.
— Я никогда не говорил, что у нее миллион! — возмутился Илюша. — Просто я знаю, что у них с Аленой есть деньги.
— Ты, блин, замолчишь?! Короче, этот дебил наплел Елене Владимировне, что он проиграл полторы тысячи долларов в карты Леньке. А тот, оказывается, принадлежит к итальянской мафии. И если наш несчастный Илюшенька через неделю не отдаст Леньке проигранные в карты полторы тысячи долларов, то этот мафиоза опустит Илюшины ноги в таз с цементом и бросит нашего бедного Илюшеньку в реку Гудзон.
За столом уже давно стоял дикий хохот. Илюша изумленно смотрел на всех, потом не удержался и присоединился к хохочущим друзьям.
— Илюшенька, ты же в карты не играешь, — утирая слезы, сказала Алена.
— В подкидного дурака играю, — с гордостью заявил Илюша.
— Ну, вы видите этого «гиганта мысли»? Он в подкидного дурака полторы тысячи проиграл.
— Продолжаю, — сказала Катя, единственная сохранявшая серьезное лицо. — Елена Владимировна, естественно, Илюшину просьбу пересказала его дедушке. А яблоко от яблони недалеко падает, и Бориса Анатольевича во всей этой истории заинтересовало только одно. «Каким образом Ленька Фридман умудрился стать итальянским мафиозником? — спросил Борис Анатольевич у твоей бабушки. — У них что, там своих бандитов не хватает? Они что, уже друг друга все перехлопали?»
— И это твой будущий дедушка, — обратилась она к Алене.
— No way! (Ни за что!) — продолжая хохотать, сказала Алена.
Смех и шутки еще долго продолжались, и только Алена как-то неожиданно погрустнела, прекратила хохотать и почувствовала, как глаза у нее наполняются слезами.
5 июня Алена села в самолет финской компании, летевший в Хельсинки, а затем в Санкт-Петербург. Перед проходом вовнутрь аэропорта Алена с бабушкой, крепко обнявшись, плакали, а стоявший рядом Бориска успокаивал их обеих. Наконец он разъединил их, и Алена скрылась в недрах здания аэропорта.
7. Тамара
2006 год начался для Тамары спокойно, без каких-либо событий и не предвещая никаких особенных изменений; зато неожиданно бурно и счастливо прошла вторая половина года.
Во-первых, ей на работе дали два бесплатных билета на круиз по Волге. Тамара сразу же предложила Андрею поехать с ней, заранее зная, что он откажется.
— Извини, милая, но мне тут надо поработать… — сказал Андрей, равнодушно относившийся к таким мероприятиям, и, обняв ее за талию левой рукой, прижал к себе. — Предложи своему Светику или Авику.
Такого поворота она никак не ожидала. Ей даже на секунду стало стыдно. Но только на секунду.
— Хорошо, сиди здесь в своем дыму, а я поеду с Авиком, потому что Светик не может, — не вдаваясь в подробности, сказала Тамара.
— Вот и умничка.
Тамара с Авиком прилетели в Нижний Новгород за день до отхода теплохода. Они сняли номер в гостинице на Большой Покровской улице, в самом центре Старого города, как и тогда, в Таллине. Позавтракав в гостиничном ресторане, дорогом и невкусном, они пошли бродить по городу. Они долго осматривали Благовещенский и Печерский монастыри, гуляли по набережным Старого города. Ночью была любовь. С такой жадностью, с таким остервенением, словно она была последней в их жизни и им надо было насытиться ей до конца, до того предела, когда уже не остается никаких сил.
Утром они стояли на палубе и, облокотившись на фальшборт, наблюдали, как их пароход медленно отходит от причала.