— Я однажды работал в фильме, который снимался в такой глубинке, — сказал Андрей. — Приехав туда из Питера, я своим глазам не поверил, что такое может быть в наше время, в двадцать первом веке. Такое убожество.
— А вот приедете в Германию, сразу увидите разницу, — продолжил Сергей Сергеевич. — В Берлине не только в центре города мостовые и тротуары с идеальным покрытием, но в отличие от нас вы нигде в городе, даже на самой окраине, не найдете ни ухабов, ни выбоин, заполненных водой после дождя. В Германии не только в городах, но и по всей стране дороги заасфальтированы, там вообще нет такого понятия, как проселочная дорога. А вы бы посмотрели, какие там пригороды! Аккуратные домики, при каждом обязательный участок, всюду зелень, цветы.
— Тебя, Сережа, послушать, так в Германии не жизнь, а какой-то рай, — усмехнулась Тамара.
— По крайне мере, выглядит как рай.
— Мне нравится, когда я на наших улицах вижу машину, как правило иномарку, с наклейкой на стекле «На Берлин» или «Можем повторить». Причем за рулем обязательно какой-нибудь сопляк, а в кабине на зеркале заднего вида у него висит георгиевская ленточка, — с возмущением сказала Карина, директор детского сада.
— К сожалению, мы никак не можем избавиться от ксенофобии и ура-патриотизма, — сказал Андрей.
— В Германии, между прочим, нацистская партия под запретом, а наша коммунистическая, которая принесла своему народу не меньше бед, чем нацисты своему, цветет и пахнет, — опять присоединилась к разговору фармацевт Катя.
— А это-то здесь при чем? — глубоким басом спросил Вениамин Иванович, муж учительницы химии из бывшей Тамариной школы.
— А при том, что наша страна потихонечку скатывается в советские времена. И Сталин уже не убийца, а народный герой, и не мы с Гитлером делили Польшу, а поляки начали Вторую мировую, — ответила Катя.
— Стоп! — прервала ее Тамара. — Вы чего, ребята, рехнулись?! Вы на политзанятие пришли или нас с Андрюшенькой провожать на кинофестиваль? И, кстати, о фильме. Чтобы вы знали, на этот сюжет его надоумила я.
Андрей обескураженно на нее посмотрел.
— И вообще, Андрюшенька еще в школе мне заявил, что я его муза. Правда, Андрюша?
— Правда, — улыбнулся Андрей.
— Тогда у меня есть тост.
Тамара, подняв бокал с вином, преувеличено торжественно произнесла:
— Выпьем за то, чтобы у каждого из нас была своя муза.
И перед тем как выпить, она довольно красноречиво посмотрела на молчавшего весь вечер Авика. На этот взгляд никто, кроме ее близкой подруги Светика, знавшей об их отношениях, не обратил внимания.
В Берлине Август снял им двухкомнатный номер в одном из самых дорогих отелей города «Отель Адлон Кемпинский», где на время кинофестиваля останавливались звезды мирового кино. Тамара отнеслась к роскоши номера так, словно в более дешевых номерах она никогда и не останавливалась. Не утруждая себя осмотром комнат и ванной, она сразу принялась распаковывать чемоданы, с удовлетворением рассматривая каждую вынутую вещь. Сначала она пыталась привлечь внимание Андрея, но, увидев его полное безразличие, махнула на него рукой и обратилась к своему единственному союзнику — зеркалу.
Пообедав в гостиничном ресторане, Тамара настояла, чтобы они зашли в бар, но для этого ей надо было зайти в номер и переодеться.
— Зачем? Чем это платье плохо? — спросил Андрей.
— Потому что для бара у меня есть специальное коктейльное платье.
— Значит, для этого мы идем в бар? Показать твое платье. Логично.
В небольшом баре царил полумрак и тихо играла джазовая музыка. Они сели за столик и заказали два бокала вина.
— Посмотри, — наклонившись к Андрею, Тамара кивнула в сторону стойки бара, — это, кажется, Депардье.
За барной стойкой, с трудом умещаясь на высоком барном стуле, сидел громоздкий мужчина с длинными светлыми волосами.
— Похоже, — ответил Андрей.
Тут мужчина развернулся на стуле лицом к залу, и они увидели, что это действительно был Жерар Депардье. Он стал медленно оглядывать полутемный зал бара и, остановив свой взгляд на Тамаре, долго и пристально рассматривал ее, затем, увидев, что Тамара с восхищением на него смотрит, он, улыбаясь во все лицо, приветственно поднял бокал в ее сторону. Тамара решила, что сейчас потеряет сознание.
— Ты видел, как он на меня смотрит? — прошептала она Андрею. — Сам Депардье! Мне же никто не поверит. Боже мой!