— Верните телефон! — потребовал Андрей у запиравшего камеру полицейского. — Мне надо позвонить жене, чтобы она забрала дочку из детского сада.
Полицейский, не обращая внимания, запер камеру и ушел.
— Подонки! — крикнул ему вслед Андрей и сел рядом с Авиком на привинченную к полу скамейку.
Авик, побледневший от страха, сидел на скамейке, зажав между коленями стиснутые руки, и, не отрывая глаз, смотрел на выцарапанную на стене надпись. С момента, как их арестовали в казино, он не произнес ни слова.
— Авик, очнись, — приобняв за плечи, встряхнул его Андрей. — Ты лучше скажи, ты обратил внимание, как нас забирали?
— Да, — не сразу ответил Авик. — А что?
— А то, что они сразу подошли к нам. Они наверняка знали, что мы там будем. И пришли они туда именно за нами. Кто-то их направил, и я знаю кто.
— Кто? — еле слышно спросил Авик.
— Плуганов. И помог ему в этом твой хозяин, Фирсов. Сука сраная.
— Плуганову-то зачем? — удивился Авик.
— Эта тварь мне мстит за мой фильм.
— Почему? — еще больше удивился пришедший наконец в себя Авик.
— Потому что простить не может, что я не взял у него деньги. И, я думаю, еще за кое-что.
— За что?
— Вот этого я тебе не скажу. Подрасти сначала, — улыбнулся Андрей.
— Как ты еще можешь шутить? Нас арестовали!
— Тебе-то что бояться. Заплатим штраф, и дело закрыто. Для тебя. А для меня все только начинается. Плуганов телевизионщиков прислал. Я теперь на всю страну засветился. Вот это-то Плуганову и надо.
Андрей был прав — именно этого и добивался Плуганов.
Тамара в преподавательской собиралась на лекцию, когда по телевизору показали задержание Андрея. Она побледнела, у нее подкосились ноги, и она опустилась на стул, в ужасе смотря на экран телевизора. О том, что арестовали Авика с Земцовым, Эпштейну сообщили во время репетиции со студентами.
Подробности задержания известного киноактера и режиссера Земцова еще долго не сходили с экранов телевизоров, газетных полос, передач радио.
14. Мириам
Когда последующая за арестом истерия в СМИ была в самом разгаре, Эпштейн позвонил Андрею и попросил зайти к нему вечером, попить чайку с Машенькиными печеньями, поговорить.
Дверь, как всегда, открыла Маша, но на этот раз вместо радостной улыбки ее лицо было бледным и осунувшимся.
— Что случилось, Машенька? — встревоженно спросил Андрей.
— Ну, ты же знаешь, — еле слышно произнесла Маша. — Авик после милиции целыми днями в кровати лежит, не ест почти ничего, ни с кем не разговаривает. Смотрит в потолок и молчит.
— Он очень перепугался. Дай ему время. Но, если хочешь, я могу с ним поговорить.
— Спасибо, Андрюша, не надо. Ты прав — он сам должен справиться.
— Здравствуйте, Андрюша, — протягивая руку, сказал вышедший в коридор Эпштейн. — Пойдемте ко мне. Садитесь, — подвигая Андрею стул, сказал Эпштейн.
— Спасибо, — поблагодарил Андрей, устраиваясь на удобном мягком стуле с подлокотниками.
— Андрюша, помните наш разговор о пьесе и ее постановке в нашем театре?