В годовщину выхода спектакля, который до сих пор собирал аншлаги, Андрей, прихватив бутылку любимого Эпштейном грузинского вина, зашел к нему в кабинет. Увидев Эпштейна, Андрей не на шутку испугался — он никогда не видел его таким. Эпштейн как-то осунулся, мертво-бледное лицо застыло, словно маска, глаза смотрели в одну точку, ничего не выражая.
— Что случилось, Григорий Исаевич? — встревоженно спросил Андрей.
— А, это вы, Андрюша, — вздрогнув от неожиданности, не сразу ответил Эпштейн. — Садитесь. Спасибо, — сказал он, принимая протянутую Андреем бутылку. — Но, я думаю, нам сейчас понадобится что-нибудь покрепче. — Эпштейн открыл нижний ящик стола и достал уже распечатанную бутылку коньяка и пару рюмок. — Хорошо, что зашли. А то пить одному как-то противно, — разливая коньяк, горько сказал Эпштейн.
— Григорий Исаевич, скажите, наконец, что произошло!
Не отвечая, Эпштейн протянул лежащий на столе журнал. Это был номер «Зеркала», на передней обложке которого была фотография Эпштейна, обнимающего Алену. Алена положила Эпштейну голову на плечо, а его правая рука зарылась в ее волосы.
— Это я ее поздравлял после премьеры. Смогли ведь сфотографировать, подонки.
— Я помню это. Только я не видел, чтобы кто-нибудь снимал, — рассматривая фотографию, сказал Андрей.
— А внутри та же фотография и подробное описание, как старый Эпштейн еще в институте соблазнил молоденькую студентку. Когда я утром пришел в кабинет, журнал лежал у меня на столе. Потом зашла Алена. На нее нельзя было смотреть. Она сказала, что уезжает домой и играть сегодня не будет. Я даже не стал ее уговаривать. Я просто не мог. Я сам был на грани инфаркта. Мириам будет играть замена. Андрюша, пожалуйста, поезжайте к ней. Постарайтесь успокоить. Я вам дам адрес.
— Конечно, Григорий Исаевич. Немедленно поеду.
— Спасибо, Андрюша, — сказал Эпштейн и не сразу добавил: — Знаете, я решил уйти на пенсию.
— Вы что, Григорий Исаевич! Ни в коем случае! Это же как признание своей вины. Вам надо бороться. Напишите опровержительную статью. А еще лучше, пусть ваши актеры напишут.
— Скорее всего, они и так напишут. Группа ведущих актеров театра целиком будет на моей стороне.
— Но вы тоже должны ответить на клевету. Обязательно!
— Да, конечно. Вы правы. Но на пенсию я твердо решил уйти. Может, не сейчас, но скоро. У меня уже и замена есть — Клевин. Он и за Аленой посмотрит.
Выходя из кабинета Эпштейна, Андрей вспомнил Фиму, который гарантировал, что избавит его от последствий травли Плуганова. Похоже, что Плуганов знал, что делает, нападая на Григория Исаевича. Он ударил по самому незащищенному и дорогому ему человеку. И последствия этого удара никто не сможет предотвратить. Даже Фима Бронштейн.
Выйдя из театра, Андрей сел в машину и поехал к Алене, жившей на улице Пестеля. Машину Андрей купил совсем недавно и то после того, как Тамара замучила его своими жалобами, что ей просто стыдно ездить на маршрутках и в метро. Хорошо, что еще иногда Авик подвезет. У него уже сколько лет машина, а он нищий по сравнению с ними. Андрей о машине сам уже давно подумывал, и после долгих поисков они наконец купили машину. Тамара выбрала внедорожник «ауди», который стоил целое состояние. «Но ты же такой большой, Андрюша, — мотивировала она свой выбор. — Ты сам подумай!» Андрей по ему самому непонятной причине если уж соглашался на какую-нибудь покупку, то ценой не интересовался. Скорее всего, он знал, что все равно будет так, как Тамара уже решила. К чему все эти лишние споры? Но, сев за руль, Андрюша вкусил удовольствие от управления машиной и даже частенько без всякого дела выезжал за город, чтобы почувствовать скорость. И пробки в городе его не раздражали — хорошо думалось. Запарковав машину недалеко от дома Алены, Андрей подошел к парадной. Он уже собрался набрать код на домофоне, который ему дал Эпштейн, как дверь раскрылась, и из нее вышла старушка с древней авоськой в руке. Бабулька, подозрительно посмотрев на Андрея, строго спросила: