Андрей с недоумением посмотрел на Авика.
— Андрюшка, ты же ее до моего перевода к вам написал. Томка принесла мне почитать, ну а я дал папе. Не злись, — виновато глядя на Андрея, сказал Авик.
— Я и не злюсь, — равнодушно ответил Андрей.
— Не знаю, как насчет писательских дарований, но внешность у юноши неординарная, словно создана для экрана, — пожав руку Андрею, сказал Жженов. — Послушайте, молодой человек. Я тут согласился на небольшую роль на «Ленфильме», так вот мы сейчас снимаем один эпизод небольшой дворовой драки — всего несколько человек, не согласитесь поучаствовать? Деньги, естественно, ерундовые, но зато посмотрите, как кино делается.
— Я не люблю драться, — ответил Андрей.
— Ну это же кино, — рассмеялся Жженов. — Там настоящих драк не бывает — чистейшее надувательство. И создают его оператор и монтажер, а вам надо будет только руками помахать, но так, чтобы никого не задеть. Так что вам еще придется поучиться, как это делается.
— Хорошо, — согласился Андрюша.
— А сказку-то все равно почитать дайте, — улыбнулся Жженов.
— Я вам сам дам, она еще у меня, — сказал Григорий Исаевич и спросил у Андрея: — Можно?
— Да, — кивнул головой Андрей.
— Вот и отлично. Ну, давайте трогаться, а то пропустим рассвет — самую красоту.
Когда они выехали за черту города, Жженов прибавил скорость, и машина стремительно понеслась в темноту. В ярком свете фар по обочинам дороги замелькали деревья; руку, которую Авик осторожно просунул в открытое окно, силой ветра сразу же отбросило назад. Он через плечо отца взглянул на спидометр и, увидев 100, с восторгом посмотрел на сидящего рядом Андрюшу. Но Андрей ни на скорость, ни на Авика внимания не обращал. Он смотрел в окно машины и пытался осмыслить предложение Жженова, которое было настолько неожиданным, что он сразу не осознал его значение. Он будет сниматься в кино! Он неожиданно попадет в мир, который с самого детства наравне с книгами был единственным светлым пятном в его жизни, не считая, конечно, Тамары. Кино завораживало его; сидя в зале, он переносил себя на экран, изменял происходящее на нем, подстраивал действие под себя. И вот на следующей неделе он войдет в этот мир… Когда они с шоссе съехали на проселочную дорогу, стало светлеть и над кронами деревьев показался солнечный обод. Машина подъехала к густому смешанному лесу, и дорога оборвалась. Они вышли наружу. Было по-утреннему прохладно, и Авик поежился. Григорий Исаевич крепко прижал сына к себе.
— Какая все же красотища! — восхищенно оглядываясь по сторонам, сказал он.
— Не торопитесь восхищаться, вся красота впереди, — ответил Жженов, открывая багажник. Он достал из него удочку, свой рюкзак и потянулся за чемоданчиком Эпштейна.
— Что вы, что вы, Георгий Степанович, — заволновался тот. — Я сам… Вы уж со мной совсем как с ребенком, — укоризненно добавил он, вытаскивая чемоданчик из багажника.
— Ну какой же вы ребенок, Григорий Исаевич? Вы мой худрук, — улыбнулся Жженов и, закрыв багажник, направился в сторону леса.
— Спасибо вам, Георгий Степанович, — следуя за ним и продолжая осматриваться по сторонам, сказал Григорий Исаевич. — Для нас это такой праздник! Правда, ребята?
— Ага, — кивнул головой Авик.
— Такая красота вокруг, а он «ага», — передразнил его Григорий Исаевич. — Много читаешь, в театры ходишь, и все без толку.
— Папа, ну чего ты все время придираешься? Подумаешь, «ага» сказал.
— Это ты зря, малыш. Ты должен гордиться своим папкой и слушать его. Он у тебя замечательнейший человек.
— Я знаю, — буркнул Авик.
Григорий Исаевич опять прижал его к себе и шепнул на ухо:
— Спасибо, родной. Я пошутил.
Авик, смутившись, освободился от его объятия.
Проселочная дорога перешла в узенькую тропинку, по обеим сторонам которой теснились разлапистые ели вперемежку с осинами, шелестящими своими похожими на зеленые сердечки листьями, с тоненькими светлыми березками, с ольхами, почти до земли раскинувшими свои ветви. Над ними с большим шумом, часто хлопая крыльями, пролетел глухарь и, сев на высокую ветку, сразу разорался. Где-то впереди, совсем недалеко, прокрякала утка.
— Слышите утку? — протянул вперед руку Жженов. — Сейчас будет озеро.
И действительно, вскоре они вышли к распростертому перед ними озеру. Солнце уже повисло над деревьями, и его лучи сразу засеребрились на слегка ребристой поверхности озера, отражающей еще и ярко-голубое небо с редкими пушистыми облаками. Они пересекли небольшую поляну и спустились к озеру. Противоположный берег был крутой, с огромными валунами над обрывом и у самой воды. Посреди озера из воды тоже торчал огромный валун, заросший зеленым мхом. На другом берегу, почти у самого обрыва, была хорошо видна аккуратная, необычно сложенная изба, совсем не похожая на русские избы.