— Мне кажется, что она не возражала бы, если бы Андрюша заменил ей мужа, — сказала Тамара, и лицо ее скривилось в неестественной улыбке.
— А я на могиле отца еще не был. После смерти папы не нахожу себе места, а пойти на кладбище, навестить его мне не пришло в голову. Всем пришло, а мне нет. Неужели я такая сука?
— Перестань. Ты же сам сказал, что не находишь себе места, — успокоила его Тамара. — Хочешь, завтра вместе пойдем?
— Нет, — покачал головой Авик. — Я пойду с Машей и сыном.
— Как хочешь. Ты знаешь, Андрюша уже пишет сценарий к новому фильму, — сказала Тамара, начиная одеваться.
— О чем?
— Он не говорит пока, но убежден, что это будет бомба. Он собирается играть главную роль — учителя литературы. Там есть роль его жены. Я попросила его, чтобы он попробовал меня на эту роль. А почему нет? В конце концов, снимаются же непрофессиональные актеры. И бывает очень удачно. Почему не я? Неужели трудно хотя бы попробовать?
— Ты же знаешь Андрея. Для него кино — это все. Он не пойдет ни на какие эксперименты.
— Я знаю, что надо сделать. Я с Фимкой поговорю. Пусть он на него надавит, — сказала Тамара. — Хотя ты прав. Андрюше на всех насрать.
На следующий день Авик с Машей и маленьким Андрюшей, купив большой букет цветов, пошли на кладбище.
В тот же день, когда Авик вернулся на работу, его вызвал к себе в кабинет Фирсов. В маленьком кабинете за столом Фирсова устроился адвокат Плуганова Пестов, сам же Фирсов, прислонившись к стене, стоял сзади стола. Стул по другую сторону стола оставался свободным, но Авику его не предложили, и он так и остался стоять, как ученик, вызванный к директору школы. Фирсов и Пестов во всем представляли собой диаметрально противоположные личности. Фирсов — невысокого роста, с бледным невыразительным лицом, с равнодушным взглядом усталых глаз. Одет он был всегда в один и тот же синий костюм, когда-то, видно, дорогой, элегантный и один из его многочисленных, но, уже давно став единственным, костюм утерял все свои прежние качества. По сути, это был беззлобный и даже добрый человек. В начале своей карьеры перспективный, талантливый и, главное, честный юрист, что бывает крайне редко, Фирсов имел успешную практику, авторитет и большие перспективы. В одночасье он потерял и первое, и второе, и третье. Все это произошло настолько просто и очевидно, что винить во всем он мог только самого себя. Много позже он понял, что подставил его Пестов, начальник адвокатской конторы, обслуживающей только одного клиента — очень крупного бизнесмена Плуганова. Да и подставил Пестов его по инициативе того же Плуганова, которому предстоял выбор: или тонуть самому, или использовать хитрые лазейки, чтобы потопить своего противника вместе с его чересчур настырным и честным адвокатишкой. Такого рода дилеммы Плуганова никогда не волновали — он не задумываясь выбирал то, что было выгодно только ему. Когда успешная карьера Фирсова бы закончена, Плуганов по просьбе своего адвоката изредка подкидывал Фирсову какую-нибудь мелочевку, что было довольно существенно для доходов конторы.
— Садись, Авик, — Фирсов кивнул на стул, стоящий прямо напротив Пестова. — Тут вот такое дело, — начал Фирсов, но был остановлен предупреждающим жестом Пестова.
— Я сам, Кирилл Владимирович, — сказал Пестов и повернулся к Авику. — Нам стало известно, что Земцов начал работу над новым фильмом. Это так?
— Насколько я знаю, да, — кивнул головой Авик.
— О чем фильм?
— Понятия не имею. Он мне не сказал.
— А надо узнать. И вообще, все, чем занимается или собирается заниматься Земцов, мы должны сразу знать. Надеюсь, мы поняли друг друга? — спросил Пестов и откинулся на спинку стула.
— Вы что, предлагаете мне доносить вам на Земцова?
— Догадливый мальчик.
— И не подумаю. Мы с ним с десятого класса друзья.
— Я сейчас разрыдаюсь. Послушай, Эпштейн, — Пестов сделал ударение на фамилии и выразительную паузу, и Авик подумал, что, если бы здесь был Фимка, он разбил бы этому антисемиту рожу, — ты будешь делать так, как тебе велено. Иначе…