— Что «иначе»? — ухмыляясь, перебил его Авик.
— Иначе ты не только отсюда вылетишь, но и поставишь крест на своей карьере жалкого адвоката.
— Сергей Дмитриевич, — попытался вмешаться Фирсов.
— Молчи. Тебе слова еще не давали. Ну так что скажешь, Эпштейн?
— Я уже сказал.
— У него ноутбук офисный? — Пестов повернул голову к Фирсову. Тот кивнул в ответ. — Неси сюда, — ледяным голосом сказал Пестов. — Положи ключи от офиса на стол и шагай отсюда. И своей жене передай, чтобы на работу завтра не выходила. Все адвокатские конторы в Питере и Москве для вас закрыты. Разговор закончен.
Выходя из кабинета, Авик лишь думал об одном: шагать прямо и не блевануть. Ему удалось и то и другое. Выйдя из здания, Авик долго бродил по улицам, не обращая внимания ни на моросящий дождь, ни на сгущающуюся вечернюю темноту. Он пытался восстановить в памяти недавний разговор с Пестовым, но мысли в голове разбегались, и сквозь этот хаос снова и снова четко пробивалась только одна: «Зато я не предал Андрея».
Известие, что они оба остались без работы, настолько потрясло Машу, что она оцепенела и долго смотрела на Авика, не произнося ни слова.
— Это все из-за меня, — наконец сказала она, подняв на него округлившиеся, наполненные слезами глаза.
— При чем здесь ты, — раздраженно отмахнулся Авик.
— При том. Он давно хотел со мной переспать. Еще до нашей свадьбы.
— Ты это серьезно? Он что, приставал к тебе?
— Нет, — еле слышно прошептала Маша, вытирая глаза. — Но я чувствовала.
— Чувствовала она, — передразнил Авик.
— Да, — уже твердо сказала Маша. — Женщины всегда чувствуют.
Авик подошел к буфету, вытащил бутылку коньяка, оставшегося от отца, налил себе рюмку, подумал и налил Маше.
— Выпей со мной.
— Я не хочу, Авик.
— Выпей. Я не могу один пить. А мне надо.
— Хорошо, — сказала Маша, пригубила из рюмки и поморщилась. Она не переносила спиртное и пила лишь грузинское вино, которое любил Григорий Исаевич и к которому он приучил ее.
Авик залпом выпил свою рюмку и затем подробно рассказал ей, что произошло у Фирсова в кабинете. Слушая его, Маша застыла от охватившего ее страха, ее лицо побледнело и к концу рассказа уже превратилось в мертвенно-бледную маску.
— А что же нам делать? — с трудом проговорила Маша.
— Не знаю, — мрачно ответил Авик.
— Помнишь, когда вы с Тамарой поехали на пароходе по Волге, вы встретили школьного приятеля Фиму?
— Да. Ну и что?
— Ты мне сам тогда сказал, что он стал крутым и даже тебе предложил работу адвоката в его конторе.
— Маша, в адвокаты я больше не пойду. Все. Хватит. Буду искать другую работу.
— Какую другую?
— Не знаю. Посоветуюсь с Андреем.
— Это правильно. У Андрюши много связей. Ты же ему расскажешь, из-за чего тебя уволили?
— И не подумаю. И ты не смей.
— Хорошо, — кивнула головой Маша, хотя совсем не понимала, почему нужно скрывать. — Пойду Андрюшку укладывать спать.
Авик очень часто в последнее время стал примерять свои действия к Андрею: поступил бы тот так или нет. Вот и сейчас он решил, что Андрей никогда бы не стал ему рассказывать, что вступился за него и из-за этого они с Машей потеряли работу.
Сначала Авик решил поговорить с Тамарой. Встретились они в «Старбаксе» на первом этаже шопинг-центра «Стокманн».
— Ты ему рассказал, о чем будет новый Андрюшин фильм? — первое, что спросила Тамара.
— Нет. Я до сих пор и сам не знаю. Но все равно рассказывать бы не стал.
— Он как раз об этом говне Плуганове и будет снимать. Я же тебе говорила, что это будет бомба.
— Томка, что мне делать? Нам скоро не на что будет жить.
— Поговори с Фимой. Он тебе уже предлагал пойти в его адвокатскую контору. Помнишь? За ним как за каменной стеной будешь.
— Что вы привязались ко мне с этим Фимкой! Сначала Маша, теперь ты. Не хочу я больше быть адвокатом. Не мое это! Наелся!
— Ну тогда поговори с Андрюшей. У него полно связей. Придумает что-нибудь для лучшего друга.
— Хорошо. Только о моем разговоре с Плугановым не говори ему.
— Почему?
— Не хочу и все. Он будет себя обязанным чувствовать.
— Господи, что еще за цирлих-манирлих!
Андрей о причине безработицы Авика и Маши спрашивать не стал — он и так понял, что за этим кроется Плуганов и, так же как в истории с казино, целью был не Авик, а он сам. Значит, Авик опять пострадал из-за него, только на этот раз уже намного серьезнее. Насчет работы для Авика Андрей придумал сразу. Его спектакль «Мириам» уже не сходил со сцены второй сезон и при полных залах. Отношения с главным режиссером театра Клевиным и директором Грачевым у него были прекрасные, и он хорошо помнил, что директор жаловался на своего зама, который не только не просыхает, но и вдобавок подворовывает. Когда Андрей сказал Авику о возможности работать в отцовском театре, да еще заместителем директора, тот сначала не поверил. Но, узнав, что его завтра ждут в театре на собеседование, уже в который раз за последние дни Авик сдержался, чтобы не заплакать. На этот раз от счастья. Как он ненавидел свою адвокатскую работу! Каждый раз, когда он входил в офис Фирсова, ему было так противно на душе, его так тошнило от предстоящего дня, что он с радостью бы развернулся и пошел домой. Как он завидовал Андрюше, отцу, Тамаре и даже Маше, которые любили свою работу и для которых каждый день был в радость. Как бы отец был за него сейчас счастлив! Авик вспомнил, как однажды отец, который был по-своему верующим и самым эрудированным человеком из всех, кого он когда-либо знал, привел ему цитату из Шопенгауэра: «Единственное доказательство существования Б-а — это искусство». И вот теперь пусть он и не будет заниматься искусством напрямую, пусть он будет только замдиректора театра, но все равно он уже будет принадлежать к этому миру. Сам отец никогда бы не помог сыну устроиться в свой театр. Он не переносил блата. Сколько времени Авику приходилось упрашивать его помочь Тамаре устроиться в институт.