— Спасибо. Я обязательно к вам буду заходить, — сказал Андрей и, пожав бармену руку, крикнул стоящей у стойки официантке: — До свидания, Любаша!
Та в ответ помахала ему рукой.
Гостиница действительно оказалась очень близко. Поднявшись в малюсенький номер, он поставил на стол бутылку, взял стакан, стоявший на раковине под маленьким зеркалом, достал из кармана телефон и застыл. Наконец решившись, он нажал кнопку вызова домашнего телефона. Тамара, словно ожидая его звонка, сразу ответила. Андрей как можно более спокойным голосом сказал ей, что вынужден на пару дней слетать в Москву. Он даже не приготовил причину этой неожиданной поездки, но Тамара и не спросила его. Она только попросила позвонить ей, когда он прилетит на место, — чтобы зря не волноваться. Закончив разговор, Андрей опять застыл на стуле с телефоном в руке. Наконец он убрал телефон в карман и налил себе в стакан виски… Андрей не помнил, когда и как он добрался до кровати. Запомнилось только ощущение, никогда раннее не испытанное, головокружение, когда он грохнулся на кровать, и комната вдруг завертелась перед его глазами быстро-быстро. Потом, когда головокружение замедлилось, он почувствовал резкий призыв рвоты. Сдерживаясь из последних сил, он побежал в ванную, склонился над унитазом, и его стало долго и изнурительно рвать. Закончив, он, совершенно обессиленный, со слипшимися от пота волосами, вернулся в кровать и почти сразу опять заснул. Проснувшись, он еще долго лежал в постели, глядя на облупившийся потолок. С трудом встав, налил в стакан воды и стал жадно пить. Вода лилась ему на подбородок, на рубашку. Он вытер рот и подошел к окну. На улице было серо и шел дождь. Андрей посмотрел на часы — без десяти два. Вот только ночи или дня — было непонятно. Ни прохожих, ни машин на улице не было, но это тоже ни о чем не говорило: шел дождь, да и улица была настолько глухой, что отсутствие машин на ней было понятно. Но неожиданно на противоположной стороне улицы появилась молодая женщина под зонтиком и с маленьким мальчиком, шлепающим по лужам. Значит, все-таки это был день. Андрей, все же немного колеблясь, позвонил второму режиссеру. Когда он услышал бодрый голос Кочевникова, он окончательно успокоился. Кочевникову уже звонил каскадер, и сегодня ночью они могут снимать сцену аварии в то же самое время — в два часа ночи.
В девять вечера он сел в машину. Выехав на Московский проспект, он, вместо того чтобы повернуть направо в сторону Сенной площади и поехать на место съемки, повернул налево в сторону своего дома. Доехав до Типанова, опять повернул налево и за сквером уже направо; проехав арку, ведущую к нему во двор, он не останавливаясь выехал на Алтайскую и опять повернул направо. Этот круг он повторил еще раз и только потом заставил себя въехать во двор, повернуть направо и медленно двинуться в сторону своей парадной. «Фольксваген» Авика он увидел еще издалека. «Твари! Твари! Твари!» — проорал он, с каждым криком ударяя руками по рулю. Затем, остановив машину, он откинулся на сиденье и несколько минут бездумно смотрел на машину Авика. Наконец медленно тронулся вперед и, проезжая машину Авика, словно мазохист, получающий удовольствие от боли, проводил ее взглядом. Выехав на улицу, затем на Московский проспект, Андрей помчался на съемки. Съемки аварии прошли гладко, одним дублем. Каскадер работал ловко и очень профессионально. После окончания съемки Андрей подошел к нему поблагодарить. Каскадер оказался невысоким, очень худым человеком с лицом, похожим скорее на восковую маску — совершенно ничего не выражающим.
— Спасибо за все, — сказал Андрей, пожимая ему руку.
— Да не за что. Это моя работа.
— Не только за это. Вы даже не представляете, как вы мне помогли.
— Ну, вам виднее, — пожимая плечами, ответил каскадер и пошел к своей машине.
По дороге в гостиницу он решил заехать в кафе к Андрею с Любашей и выпить чашку кофе, но главное — оттянуть как можно дольше предстоящую бессонную ночь в гостиничной кровати. Кафе оказалось уже закрытым, и Андрей обреченно поехал в гостиницу. Ему, наконец, было необходимо решить, что он будет делать дальше, как разорвать этот в его представлении кровавый нерв, соединяющий его с Тамарой и Авиком. Самое для него страшное было войти в квартиру, когда они, обнаженные, трахаются в его постели. Значит, чтобы этого избежать, он должен будет войти в квартиру, когда они завтракают или уже собираются выходить из дома. Решив, что для него это будет наиболее безболезненно, он перестал об этом думать и попытался заснуть. Но из этого ничего не получилось. Мысли не оставляли его, они сменялись во времени и в пространстве, но всегда вокруг одного и того же: Тамара, Авик и он. В эту ночь, как и в череду последующих, он заснул только под утро.