Хэнраган много пил еще пятнадцать лет назад, когда стал напарником Либермана после того, как сменил Хавьера Флореса, ушедшего на пенсию. Однако это были цветочки по сравнению с тем, как Билл запил пять лет назад, когда от него ушла жена Морин, оставив его в пустом доме в Рейвенсвуде. О разводе речи не было — они были благочестивыми католиками. Не было и мысли о том, чтобы уехать из города. Либерман помог Морин получить работу в бухгалтерской компании Сола Шустера. Когда два сына Хэнрагана с семьями приезжали в город, Билл и Морин встречались в своем доме, устраивали праздничный обед, и Морин возвращалась в свою квартиру только после того, как все разъезжались.
Норт-авеню близ Кроуфорда была широкой, оживленной и полной парковок. Толстая женщина в голубом платье переложила хозяйственную сумку из одной руки в другую и что-то быстро говорила своей подруге или сестре, такой же толстухе. Когда Либерман и Хэнраган вышли из машины и заперли ее, женщины прошли мимо них, и Эйб почувствовал запах пота, который не был ни приятным, ни отталкивающим.
Ресторан «Чапультапек» находился на другой стороне улицы. Полицейские дошли до перекрестка, подождали, пока загорится зеленый сигнал светофора, и пересекли дорогу, не обращая внимания на визг тормозов. У тонированного окна «Чапультапека» они заметили тощего парнишку в черном. Тот внимательно следил за улицей — нет ли какой опасности. Присутствие этого парня доказывало, что Эмилиано в ресторане. Возможно, он выполнял функции системы раннего оповещения, но одновременно и сигнализировал врагу: «Если вы ищете Эль Перро, вы пришли туда, куда надо».
Эмилиано хотел обезопасить себя, но вместо этого подставлялся под удар. Он хотел нравиться людям, хотел, чтобы его любили, им восхищались, но причинял боль тем, кто оказывался слишком близко к нему, и сам смеялся над этой болью.
— Фернандес, — с усмешкой сказал Хэнраган парню. — Ну что, успел обрюхатить какую-нибудь двенадцатилетку за последний месяц?
Ответной улыбки не последовало — Фернандес пристально смотрел на Либермана, карие глаза изучали его с головы до ног и снова возвращались наверх. Он кивнул, и полицейские вошли в ресторан, окунувшись в кромешную тьму и громкую музыку.
Хулио Иглесиас пел песню, которую Либерман раньше не слышал.
Он не видел ничего, кроме неясных силуэтов, пока глаза не привыкли к желто-коричневому свету ламп на столиках и слабому мерцанию неоновой рекламы мексиканского пива на стене. Запах жареного, доносившийся из кухни, пробуждал воспоминания.
— Посмотрите-ка, кто пришел, — раздался голос Эль Пeppo. — Священник и Ребе. Это больше не твоя территория, приятель. Пришел изгнать беса?
— Эмилиано, — начал Либерман.
— Ш-ш-ш, — прошептал Эль Перро. — La cancion. Песня.
Глаза Либермана постепенно привыкли к темноте, и он начал различать фигуры и лица находившихся в помещении. Девять «щупалец», включая Эмилиано, сидели за столиками крошечного ресторанчика и слушали Хулио Иглесиаса. На каждом столике были тарелка с мясной нарезкой и горка мексиканского хлеба.
Эмилиано улыбнулся Либерману и Хэнрагану и кивнул на музыкальный автомат у окна. Хэнраган улыбнулся в ответ и уставился на Эль Перро. Долго смотреть на Эль Перро не стоило — такими жуткими шрамами было исполосовано его лицо. Один, полученный в Бог весть какой схватке, тянулся от правого глаза через нос к левой стороне рта. Он был грубый, красный, его, видно, полдня зашивали. Нос Эмилиано ломали несчетное число раз, там почти не осталось кости, а хряща совсем не было. Когда Эль Перро задумывался, что случалось редко и производило пугающее впечатление, он играл со своим носом, то расплющивая его большим пальцем, то задумчиво прижимая на одну сторону. Зубы у него были белые, но неровные, острый верхний клык торчал как зуб вампира. Черные волосы Эмилиано зачесывал назад.
Либерман подумал про себя, что в аду Эль Перро мог бы сойти за кинозвезду.
Песня кончилась, и Эмилиано глубоко вздохнул, вынул щетку для волос и поправил прическу.
— Хорошо поет парень, viejo, — сказал он. — Знаешь, я однажды с ним встречался.
— Ну, после этого чего же еще желать? — заметил Либерман.
— Да-а, — мечтательно протянул Эмилиано, водя щеткой по волосам. — Надо было с ним сфотографироваться, а, Пьедрас?
Низкий скрипучий голос ответил:
— Надо ты и он фотографировать.
— Да-а, — согласился Эмилиано, глядя на Эйба. — Ну, как я смотрюсь? Как Пэт Райли, баскетбольный, мать его, тренер «Лейкерс» по ящику?