Да и он стремился уйти из дома пораньше, а прийти попозже.
Так и жили.
Рано утром, дождавшись ухода Стаса, Василиса вставала тоже. Умывалась, готовила себе завтрак и уезжала на работу. Ежедневные тренировки, организационные моменты, открытие мотто-школы, – все это занимало много времени. Не оставляя даже минутки на самокопание.
С отцом они не виделись. Он звонил ей еще несколько раз, с разных телефонов, но Василиса его всегда блокировала.
Подарок отца, серёжки с кулоном, она сняла и убрала в шкатулку. Она их потом продаст. Так же, как и байк. И отложит на лечение мамы. Это будет правильно. Так, как поступил он. Прагматично.
От отца приезжал охранник, привёз ее вещи и пригнал машину. Ту самую красную Мазду, которую отец подарил ей на окончание университета, правда, записав на свое имя.
Погладив машинку по капоту, Василиса вздохнула, и отогнала её обратно, к дому отца.
Ей ничего не нужно от него больше. Зарабатывает она хорошо, договорённости соблюдает. На этом все… Он сам её отдал. Значит, потерял на неё права.
Один раз за этот месяц они ездили к маме Стаса на ужин. Кто бы знал, каких трудов это стоило Василисе!
Мама Стаса была ей очень симпатична. Добрая, душевная, она искренне любила сына и от всей души стремилась сблизиться с Василисой.
Улыбаясь его матери, Василиса чувствовала самую настоящую боль от того, что ей приходится обманывать её.
«Еще немного потерпеть, и все…», – как мантру проговаривала, успокаиваясь.
Стас исправно заполнял холодильник продуктами. В ответ Василиса готовила. Ей не сложно, да и на открытый конфликт идти не хотелось.
Можно было, конечно, покупать продукты самой, готовить отдельно, но нервы дороже. Василиса оставляла ему список продуктов на столе с вечера. Утром Стас его забирал.
«Если так жить и дальше, то этот год будет не таким уж и тяжелым», – тешила она себя надеждой. Живут же люди в договорных браках? И они смогут. Наверно...
Василиса стояла перед зеркалом и рассматривала себя. Она похудела, став едва не прозрачной. И волосы отросли, поэтому торчали ещё больше.
«Да уж… красотка», – грустно улыбнувшись отражению, стала собираться.
Сегодня был день, когда она навещает маму. Один раз в месяц. Больше не разрешали. Даже в день посещения она просто сидела рядом и смотрела на неё. Раньше после её визитов маме становилось хуже. Поэтому сейчас она не плакала, ничего ей не рассказывала, и старалась даже не касаться её. Чтобы не спровоцировать очередной приступ. Приезжала, что бы просто побыть рядом.
После тяжёлой травмы головы у мамы стремительно умирал мозг. Каждый ее приступ, который мог спровоцировать любой раздражитель, убивал клетки ее мозга. Само по себе то, что она так долго «живет», – уже чудо. Но Василиса хотела, чтобы мама очнулась и, может быть, даже встала. Конечно это практически невозможно.
Всё местные светила медицины говорили, что мама не жилец, и что надо её отключать от аппарата.
Но ведь это не так!
Однажды она уступила их уговорам и дала согласие на то, чтобы маму отключили. Василиса судорожно сжала руки, вспомнив, как мама хватала ртом воздух, пытаясь дышать самостоятельно, и хрипела, задыхаясь.
Это было так страшно, что она впала в истерику, и отец приказал подключить маму к аппаратам снова и больше не трогать.
То, что мама пыталась дышать сама после нескольких лет комы, разве это не говорит о том, что она не безнадежна?
Поэтому Василиса хочет перевезти её в другую страну. Туда, где ей дают надежду.
Решительно кивнув своим мыслям, Василиса завела байк и вырулила на дорогу.
В палате было как обычно. Тихо и безнадёжно. Но что-то тревожило Василису. Какое-то смутное чувство беспокойства охватило её сразу, как она вошла и увидела маму.
Что- то изменилось в её внешности, в дыхании. Что- то такое, отчего сердце Василисы предательски сжалось от страха. Какие то не заметные глазу изменения в облике мамы, которые испугали ее.
Разговор с врачом только усилил беспокойство. Семён Викторович, главный врач больницы, смотрел на неё с еле уловимой жалостью, словно он знает то, что не знает она.
– Скажите честно, пожалуйста, – с мольбой протянула она. – Что с мамой? Она словно похудела ещё больше. И она... словно чужая.
– Василис… – он вздохнул и отвел взгляд в сторону. – Понимаешь…
– Не тяните! Пожалуйста…
– Она очень давно лежит. Очень давно, – чуть помявшись, добавил: – Мало времени остаётся.
Василиса в немом крике открыла рот. Закусив кулак, чтобы не закричать, она всхлипнула и застонала.
– Тише… тише…
Семён Викторович налил воды в стакан и подошёл к ней.
– Пей.
Дождавшись, пока она выпьет и немного успокоится, похлопал по плечу.