В голове пульсировало от боли и напряжения. Все же приложилась она знатно. И если бы не шлем, наверное вообще раскрошила бы свою бедовую голову.
Чуть слышно простонав, потерла виски. Вся боль, которую она сейчас чувствует, ничто! Это всего лишь физическая боль. Гораздо тяжелее ей понимать, что она не может помочь матери.
Тяжело вздохнув, она поморщилась, признавая, что единственный, кто может решить любой вопрос, это отец.
Придя домой, Василиса приняла душ и переоделась. Намазав огромный синяк на бедре мазью, выпила таблетку от головной боли.
Стаса ещё не было, можно спокойно порефлексировать и приготовить ужин.
Последние три недели с момента её болезни были такими чудесными! Стас был чутким, нежным, страстным. Василиса покраснела, вспомнив близость с ним. Горячую, тягучую, такую… остро-сладкую.
Прижав ладони к горящим щекам, она счастливо зажмурилась. Такая семейная жизнь ей, безусловно, нравилась. Очень нравилась!
Они со Стасом словно знакомились, заново узнавая друг друга. Прикосновения, ласковый шёпот на ушко – все это сейчас было между ними, так же как и цветы, конфеты, пирожные. Совместное принятие душа и горячее продолжение после. Просмотр фильмов и занятия любовью там же, на диване. Всё так, как и должно быть в молодой семье. Василиса снова покраснела, вспоминая их близость. Уже две недели как они близки, а она все ещё умирает от смущения, вспоминая их секс.
Честно говоря, Василиса была бы полностью счастлива, если бы не ситуация с мамой. Ну, и тема ребёнка… Они оба старались не обсуждать это, словно боясь разрушить то, что только-только начало выстраиваться между ними. Стас все время предохранялся. Ну, кроме того, самого первого раза.
Его слова, сказанные им в самом начале, что он не хочет от неё детей, где-то в глубине души царапали её болью. Но ведь это было тогда, когда он ещё злился. Василиса нервно закусила губу и выдохнула. Она и сама не хочет, чтобы их ребёнок был зачат в угоду её отцу. В конце концов, он же не разменная монета! Ребёнок – это плод любви. А любит ли её Стас? Вот в чем вопрос… Он молчит, а Василиса и не спрашивает.
Голова от всех этих мыслей разболелась ещё больше.
Разморозив мясо, поставила его тушить. Стас был совершенно неприхотлив в еде. С большим удовольствием съедал все, что она готовила, и потом, едва не урча от удовольствия, подхватывал смеющуюся Василису и зацеловывал.
Налив себе сок в бокал, Василиса сделала глоток и поморщилась.
«Испорченный что ли?», – сок явно отдавал какой-то горечью и неприятно пах. Скривившись, вылила его в мойку, а коробку выкинула.
Звонок мобильного отвлек от сока.
– Алло? Семён Викторович?! Что-то случилось?
Мамин врач никогда не звонил просто так. Напряженно схватив трубку рукой, Василиса превратилась в сплошной оголенный нерв.
– Нет… Василиса. Не случилось. Пока, по крайней мере. Просто…, – доктор замялся, словно подбирая слова.
– Ну? Говорите, пожалуйста! – в нетерпении она поторопила его.
– На нас вышла германская клиника. Которая как раз занимается проблемами мозга. Мы посылали им данные твоей мамы, – он чуть промолчал и добавил. – Они готовы её принять. Попробовать.
– Правда? – Василиса счастливо выдохнула в трубку.
– Да… правда, – Семён Викторович снова ненадолго замолчал, словно ждал пока Василиса успокоится. – Только боюсь, что у нас не так много времени, Василис. Вернее сказать, совсем его нет. Нужно бы её быстрее туда отправить.
– Сколько это стоит? – упавшим голосом спросила она.
Назвав сумму с несколькими нулями, доктор порекомендовал не тянуть с решением и, попрощавшись, нажал отбой.
«Боже… боже… помоги!», – Василиса, сжавшись в комок, плакала.
Где взять такую огромную сумму? Где? Это же нереально!
Выплакавшись, она сидела у окна. Ничего не видя перед собой, задумчиво кусая губы.
Звонить отцу не хотелось, но по-другому решить вопрос невозможно.
Даже заняв деньги у Лизы с Марком и продав свой байк, она не наберёт и половины.
Сморгнув слезы и прокашлявшись, чтобы убрать ком в горле, взяла телефон и разблокировала номер отца.
– Алло? – выдохнула в трубку. – Пап?
– Вася?
Надо отдать ему должное, отец всегда брал трубку. Когда бы она ни позвонила, насколько бы он ни был занят. Всегда. В любое время.
– Надо поговорить, пап, – смахнув слезы рукой, выдохнула. – Срочно!