— Теперь дуй отсюда! — скомандовал Поршев, закрывая глаза.
Проклятые гены любимой бабушки снова вмешались, удержав парня на месте: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж!», «Назвался груздем — полезай в кузовок!», «Начал лечить — лечи до смерти!»
— А когда вы мне поверили? — спросил Сергей, на всякий случай перемещаясь к углу.
Поршев открыл глаза и посмотрел на него исподлобья.
— Когда ты… про журналиста. Заказное убийство. Никто не знал, как его должны были убить, кроме… Кроме…
— Кроме вас! — охнул Сергей и тотчас отскочил в коридор.
Прошло не меньше минуты прежде, чем он решился снова заглянуть в кухню. Поршев сидел в той же позе у батареи, только голова его свесилась набок, и большие серые глаза смотрели неподвижно, как смотрят немецкие плюшевые игрушки.
Еще один бабушкин завет — закрывать мертвым глаза — Сергей не выполнил. Он сунул револьвер за ремень, выпустил свитер поверх и двинул из квартиры, оставив мертвецов дожидаться скорую и следователей.
На лестничной площадке программист нос к носу столкнулся с тремя мужчинами в белом. То есть не буквально: на них били условно белого цвета халаты и шапочки того же материала. Торчавшие из-под халата воротники и брюки белыми не являлись.
Мужчины отступили к краю площадки, на всякий случай освобождая проход. Один из них, кивнул на дверь квартиры, откуда появился Сергей.
— Это вы вызывали… на пулевое ранение?
— Я, — Сергей кивнул, легко читая в глазах трех медиков объяснимый страх. До программиста медленно, но верно доходило, что после смерти Поршева главным кандидатом на роль крайнего в назревавшем уголовном деле становится он, Сергей Неровкин. Никого другого даже искать не будут.
Медики стояли тесной кучкой, напоминая запечатленных в мраморе героев-молодогвардейцев перед казнью.
— Там раненый, — сказал им Сергей, указывая на дверь квартиры. Глупый спектакль ради косвенного доказательства: дескать, выходя из квартиры, подозреваемый полагал, что хозяин жив. А что, собственно, доказывает это замечательное косвенное доказательство? Ничего абсолютно, кроме того факта, что подозреваемый Неровкин знал, в какой последовательности отправлялись на тот свет другие участники перестрелки. Тем не менее доигрывать роль стоило до конца, и программист повторил чуть настойчивей. — Там раненый, ему нужна помощь!
— Понимаю, — кивнул тот медик, что решился задать вопрос.
— Так что же вы? Он умирает!
— Сейчас группа подъедет, — не сдвигаясь с места, отвечал медик, буквально обшаривая Сергея бдительным оком. — Без них не пойдем.
— Да где эта группа?! — Сергей с трагическим лицом выглянул в окно и бросил бригаде озабоченно. — Пойду встречу!
Никто не возразил. Никто не поверил в искренне желание молодого человека, оставляющего на кафеле кровавые следы, встретить опергруппу.
Сергей выскочил из подъезда в тот момент, когда к нему подлетел белый «БМВ» с мигалками во всю крышу.
Программист усилием воли заставил себя перейти на шаг, но шаг этот направил в противоположную от машины сторону. Милиционеры, по-видимому, маневр оценили и от восхищения не стали палить сразу, а прежде окликнули:
— Молодой человек!
Прикидываться глухим оказалось проще, чем заставить себя не перейти в галоп.
— Эй ты!
Более грубый окрик можно было приравнять к предупредительному выстрелу в воздух, а до угла дома оставалось пять-шесть метров. Сергей сделал еще шаг, остановился, рассеянно обернулся:
— Это вы мне?
— Тебе, тебе! Иди сюда! — скомандовал человек в штатском. Три сотоварища в форме, среди которых выделялся хмурый дядя с автоматом наперевес, заметно расслабились и шустро двинулись в подъезд, предоставив коллеге проверку документов, что и требовалось.
Человек в штатском нетерпеливо махнул рукой. Сергей с готовностью патологически законопослушного гражданина сделал шаг к нему, довольно резвый, и тут неловким движением руки выронил на асфальт ключи. Чертыхнувшись, программист притормозил, обернулся, сделал шаг назад, наклонился за ключами и, едва подхватив связку, дернул к углу.
Будь человек в штатском самым быстрым ковбоем на Среднем Западе и то имел бы мало шансов выхватить свой кольт и пустить вдогон хоть одну пулю. Оперативник же вылезший из «БМВ» никогда ковбоем не был. И папа его не был ковбоем, и дед не был. Прадед его был, наоборот, волжским крестьянином, человеком неспешным и обстоятельным. Так что единственное, что успел этот человек, открыть рот. Он его открыл, а убедившись, что неопознанный парень безвозвратно исчез за углом, просто закрыл обратно и, одернув пиджак, солидно и деловито проследовал за коллегами. В подъезде он зло сплюнул себе под ноги, выразив таким нехитрым способом свое неудовольствие резвостью противника.