Нельзя сказать, что управляющая, обнаружив, что думает о новом сотруднике больше, чем следовало бы, обрадовалась. Никого внутри селить она не собиралась. Девушка только отошла от очередных неудавшихся отношений и пытаться начинать новые в ее планы не входило абсолютно. Она находилось в том прекрасном и нервном периоде полного сосредоточения на работе: что ни день – доказывай Федотову свою профпригодность. Да и врач не проявлял к ней какого-то особого интереса. Свои отношения они начали с военных действий, с мелкой безвредной мести друг другу, с подстав вроде провозглашения его в должность местного Айболита, с завала медкабинета ненужным оборудованием, с перепалок и подколов – как безобидных, так и не очень. Они словно соревновались – кто кого, управляющая сбилась вести счет в своей голове. Так увлеклась процессом, что даже не заметила, как Юрий Сергеевич начал занимать добрую четверть ее мыслей. Затем треть, затем – половину, затем она поняла, что из головы его уже не выгнать. Она Юле на уши села, жалуясь на несносного доктора, а та только знай свои шуточки неуместные в ответ откалывала, заливисто смеясь, глядя на недовольное, недоумевающее выражение лица подруги.
Так длилось какое-то время. Какое-то время в состоянии войны, в состоянии удивления самой себе и тщетных попыток сосредоточиться на чем-нибудь еще, кроме этих их перепалок. А потом – потом врач словно считал заинтересованность управляющей каким-то шестым чувством, хотя в качестве маскировки сомневаться лично ей не приходилось, играть равнодушие Ксюша умела как никто. И тем не менее… Совершенно внезапно для неё, без предупреждения и объявления мировой, военные действия сменились готовностью выручить, помочь то тут, то там, саркастичные интонации в его голосе стали звучать все реже, обидная насмешка во взгляде с течением времени куда-то пропала. Девушка не успела толком ничего понять… Всё завертелось со скоростью света. Поводы удивляться, озадачиваться стремительно сменяли один другой, Юрий Сергеевич в прямом смысле этого слова подсадил её на крючок своим поведением, заставляя вновь и вновь думать о мотивах своих поступков: он избавил ее от необходимости разбираться со скандалисткой Женей, он вывел из-под огня в момент, когда она стояла с испорченной шубой в охапке. Это он убирал впившийся в ступню осколок стекла, а потом прикалывался над пришедшей за подругой Юлькой, в тот момент одним взглядом приглашая управляющую вступить с ним в сговор; он предложил ей помощь с отцом, он подсунул ей через бармена довольно дорогое, между прочим, снотворное, он в буквальном смысле спас ее от пьяного клиента в баре, загородив собой… Он потом сидел на лавке в наушниках с таким отрешенным выражением лица, словно не произошло ровным счетом ничего, отказывался признавать свои заслуги наотрез. Он вообще отказывался каким-то явным, привычным любой девушке образом показывать собственный интерес: все Юрины движения навстречу совершались под прикрытием фраз про работу и премию, приправлялись соусом негодования, вызванного пренебрежением к собственному здоровью, и так далее и тому подобное; все свои шаги он совершал с таким непроницаемым выражением лица, что закрадывалось ощущение, что врачу просто скучно сидеть с утра до ночи в своем медкабинете, вот он и развлекается временами, и не нужно тут додумывать себе не пойми что, мол.
Тот первый тихий уютный вечер на лавочке, когда Юра ушел в отказ, не желая соглашаться с тем, что сделал что-то уникальное, защитив её от пьяного гостя, до сих пор в памяти. Ксения тогда испытала глубочайший шок, а потом полночи ворочалась в кровати, думая и анализируя его поведение, пытаясь понять, кто он вообще такой есть.
Вгляделась внимательнее… И ей привиделось, что тот, кого она поначалу посчитала исчадием ада, непосланным ей кем-то свыше за какие-то особые грехи, совсем другой: да, закрытый, да, выстроивший вокруг себя стену, да, повесивший на все двери замки; кто-то, чье истинное лицо было скрыто маской холодности, отстраненности и сарказма, кто-то, тщательно пытавшийся спрятать от всех собственную уязвимость, собственные слабости, настоящие эмоции. Она успела мельком разглядеть... Дальше – больше. Любопытство взяло над управляющей вверх: Ксении начало казаться, что ей удастся эту маску снять, отбросить в сторону и увидеть Юрино всамделишное «я», начало казаться, что она на правильном пути, ведь ее он к себе подпускает. Интуиция шептала ей, что кто-то свыше столкнул их лбами нарочно, но не в наказание, а в награду, приподнёс, так сказать, подарочек. О чем интуиция тогда умолчала, так это о том, что подарочек тот – с «приветом» от Вселенной лично ей: развернуть-то обертку относительно легко, но если она хочет добраться до сути, оценить предназначавшийся действительно именно ей дар по достоинству, ей придется заглянуть и в саму себя, отбросить всю шелуху, взглянуть в глаза собственным страхам и увидеть, что на самом деле важно. Только так и никак иначе.
Девушка начала искать предлоги, чтобы узнать этого загадочного доктора получше. И пропала с концами – поминай как звали. Ксюша поняла, что выхода не найдет, когда осознала, что сталкиваясь с очередной проблемой, спрашивает себя: «А что бы мне на это сказал Юрий Сергеевич?», когда обнаружила себя с бутыльком йода и чемеричной воды в кабинете отца и врача рядом на стуле, когда заметила, что если в 08:56 его все еще нет в ее кабинете, она начинает нервничать. Когда поняла, что он втихую подсовывает витамины, потому что его волнует её здоровье; когда осознала, что это благодаря ему она все еще занимает должность управляющей. Когда ей показалось, что это что-то значит… Когда оказалась с ним нос к носу на сцене и пыталась сорвать эту маску, пыталась нащупать ответ на свои вопросы, увидеть его. Когда дрожь в коленях потом не могла полчаса унять, не могла стряхнуть с себя наваждение, вызванное этими стремительными объятиями и обжигающим шепотом прямо в ухо, которым Юра сообщил ей о том, что заканчивать сцену всегда надо эффектно. Да она чуть не умерла прямо там, на месте, под светом этих софитов! Когда потом, уже в номере, битых три часа пыталась заглушить в голове это его: «Мне нужна ты». Когда поняла, что сходит с ума от собственной беспомощности, неспособности разгадать его шарады, что голова взрывается. Врач источал равнодушие и иронию в радиусе километра вокруг себя, но почему же тогда ей не удавалось отделаться от ощущения, что он специально в эту историю с конкурсом влез, что покривил душой, заявив, что «ради премии на все готов»? В общем, ни черта Ксюша тогда не узрела, ровным счетом ни черта, кроме того, что её, кажется, уже ничего не спасет.
Вокруг нее рой мужиков, а ей подавай неприступного как Китайская стена! Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Рой вызывал у управляющей скуку, а Зуенок так и вовсе её пугал. По доброте душевной, в память о всем хорошем, что между ними было, Ксюша с Лёшей общалась и всегда была готова прийти на помощь, но от прежних чувств не осталось и следа, а он вел себя странновато для человека, собиравшегося жениться на любимой женщине. Олег Павлович тоже, кажется, всё на что-то надеялся… Очень симпатичный, молодой, успешный, но управляющая видела в нем только потенциального партнера отеля, знакомого и никого больше. Все эти богатенькие залетные мужчины с их поползновениями её раздражали. И только тот, кто действительно был интересен ей самой, тот, чье поведение время от времени вселяло в нее толику надежды, держал подчеркнутую дистанцию. Возможно, управляющей надо брать с врача пример, самой держать эту самую дистанцию? Зачем ей это все опять надо? Сколько раз она падала на дно – не сосчитать. Может, у нее карма такая? Мужчины ее предают, еще ни разу никто не выбрал ее. Игрались они, а вся боль доставалась ей. Надежд на счастье в личной жизни фактически и не осталось, а вляпаться опять… Просто страшно… Сохранять бы дистанцию, чтобы было не так больно падать.