У каждого на наших широтах свой бзик есть. Был и у тестя. Все ему хотелось, чтобы под окнами вишенье цвело. И как-то удачи с саженцами ему не было, пока не списался он через знакомых с садоводом-любителем из Брянска, коллегой по заскоку, и не поленился в Брянск съездить, сколько денег убухал, не говоря уже о моральном ущербе от общения с путейской юдолью, однако восемь саженцев привез: пять вишневых веников, три экзотических. За первую зиму два деревца вымерзли, за второе лето тлетворный соседский козел Тарас одно растение порешил (тесть в дом забежал, берданку схватил, еле жена удержала), а четыре вишенья с чудом сребролистым в центре перед фасадом избяным в красоте стояли и росли почем зря. Весной кто-то пять кольев из изгороди в праздник для дела выворотил, а тесть неразумный велел улыбчивому зятю пять хлыстов срубить; ну, тот и срубил по неведению эти самые заветные, чтоб свет в окнах не застили. Тесть орал на всю деревню, зятя теща на три дня в соседнее село отправила, а за три дня его отсутствия мужа, влезши в долги, язык обтрепав, снарядила обратно в Брянск.
Так и жили. Изобретателен был муж младшей дочери до крайности. То цыганского меда ведро купит, то дубленку на джинсовый жилет поменяет. Уж ему и газету стриженую вместо денег в городе на ярмарке подсовывали, и с наперсточниками он соревновался, и газовую плиту приватизировал, и в пирамиду вляпывался дважды, и паспорт ему подменили, а все трын-трава.
Трое детей, жена молодая опять беременна, поехал на станцию в секонд-хенд за вещами, в станционный магазин за колбасой да за консервами, ждут-пождут, а вот и он, грядет налегке, в правой руке гроздь надувных шаров, штук эдак сорок (дети за полкилометра увидели, от счастья воют), в левой руке ноутбук (деревня, естественно, не телефонизирована, свет то потухнет, то погаснет), в кармане пряники, джин для тестя, луковицы голландских тюльпанов для тещи, серьги для жены, чуб по ветру, глаза сияют, улыбка неразменная, румянец незаёмный, не пьет, не курит, матом не кроет, книги читает, зарядку делает, раньше гирю подымал, а как в сенях гирей пол прошиб, перестал: любимый зять!
Экстрим
В шестьдесят лет О. Л., уважаемая всеми дама, профессор, заведующая кафедрой, приехав в отпуск в личную крымскую развалюшку, купила мотоцикл, сдала на права и села за руль.
Разбилась она на приморском серпантине. Пара автомобилистов, машина за машиной, затормозили, кто-то вызвал по мобильнику «скорую», а поскольку в багажниках обеих машин имелось вино, им и поливали О. Л., разбившуюся вдребезги, вместо йода и спирта, асептика и антисептика, пока не приехали врачи.
Ноги у нее были в гипсе, в поезд на Петербург и из поезда лихачку вносил и выносил муж, ему было не привыкать, балетному, он с юности тягал партнерш на руках, а мотоциклистка его неудавшаяся была тонкая, изящная, легкая, вот только гипс ей весу придавал.
Братья Карамазовы
Вот пришла в библиотеку старшеклассница и говорит:
— Есть ли у вас книжка Чернышевского «Как быть?»
— Нету.
— Пожалуйста, поищите.
— У нас Чернышевского только «Что делать?».
— Ну, дайте хотя бы «Что делать?».
Услышав эту историю, Владислав Петров сказал задумчиво:
— Чернышевский много чего написал. Например, «Кем стать?».
А подруге Наталии Н. понадобился Достоевский. Стала она томиться, что нет у нее в доме «Братьев Карамазовых». Долго искала по Санкт-Петербургу интересующий ее роман, совершенно безуспешно, и, обессилев, зашла в самоновейший книжный у Финляндского. Появилась пред нею фешенебельная молоденькая куколка-продавщица, не без презрения оглядев бедно одетую не первой молодости даму, спросила:
— Что вы хотите?
— У вас есть «Братья Карамазовы»?
И продавщица поинтересовалась надменно:
— Что именно?
Слепи мне китайцев
Великая Китайская стена снов разделяет два мира, земной и мистический; но есть третий мир — искусство, то ли стена, то ли межа между прошлым и будущим, одновременно связующая и разделяющая их.
Первый император Поднебесной построил историческую Великую Китайскую стену, сжег книги (расстался с прошлым!) и приказал создать глиняное войско (в коем ни один воин не походил на другого), магически оберегающее будущее.