Крошкина оттолкнулась от столба и побежала, придерживая сумочку. Она не замечала старика. Взгляд был прикован к другому, в сером костюме и шляпе. Задыхаясь, крикнула:
— Алеша!
Кинулась на грудь. Прижавшись лицом к надушенной сорочке, замерла.
Старик ушел в сторону, сел на могилу.
— Не ждала, Маша? — как можно ласковее спросил Крошкин.
— Сил моих нет! — ответила она, дрожа всем телом.
Крошкин с брезгливым разочарованием смотрел на смешно одетую женщину. Ему казалось, будто он впервые увидел, что жена его низенького роста и у нее слегка кривые ноги…
Крошкина твердила:
— Вот и увиделись… Вот и увиделись…
— Давай сядем, — сказал Крошкин, делая попытку освободиться от цепких рук жены.
Она немного отодвинулась. Крошкин заметил на лацкане пиджака следы помады. Достав носовой платок, стал тщательно тереть. Крошкина растерялась, робко сказала, что пятна сводятся столовой солью, смешанной с содой.
«Будет ли от нее польза?» — подумал Крошкин, шагая к ближайшей могиле.
— Садись, Маша, вот сюда.
Крошкина послушно приблизилась и села рядом.
— Значит, не ожидала? — спросил он, глядя куда-то в заросли акаций.
— Какое тут, — откровенно призналась Крошкина, глупо улыбнувшись.
Осмелев, взяла мужа за руку и сразу же выпустила ее. Боязливо взглянула. Он разглядывал свои модные полуботинки. Тогда она прижалась к нему.
— Что с тобой произошло, Алеша?
— Да так, — неопределенно ответил Крошкин. — Сочли погибшим, а я попал в плен. Долго рассказывать, Маша, потом…
— Спасибо тебе за деньги…
— Ерунда.
— Как же нам дальше жить, Алеша?
— Не беспокойся, что-нибудь решим. Я за этим и приехал. Хорошо, что не вышла замуж.
Крошкин погладил руку жены.
— Я глубоко виноват перед тобой за все прошлое… Больше не повторится…
Он нагнулся и поцеловал ее руку.
— Испугал тебя Иван Сидорович, когда с запиской явился?
— Досмерти! Главное, намекал, что мне плохо будет, если я скажу кому про тебя… Что я, сдурела, что ли…
— Извини его… Вообще-то, Маша, огласки не надо. Ведь никто не поверит, сколько страданий я перенес в фашистских лагерях… Не знаю, как и выжил…
— А почему, Алеша, раньше не дал о себе знать? Когда вернулся?
— Вернулся-то в конце сорок шестого. Посмотрела бы, на что я был похож! Мешок с костями! Не двигался без посторонней помощи… Три года по госпиталям провалялся. Спасибо врачам — вернули к жизни.
— Бедненький, — прошептала Крошкина.
— Я не хочу, чтобы здесь знали обо мне… Расспросы начнутся: что да как. Тебе неприятность будет… Пенсию-то за все эти годы удержат…
— Господи!
— Определенно.
— А как же дальше?
— У меня такой план. Много ты была одна, побудь еще, пока Женя закончит школу. Потом ушлем ее учиться в Москву, а ты переедешь туда, где живу я…
— Ей не говорить про тебя?
— Ни звука. Все погубить можно. У всякой девчонки есть подруги.
— А если узнают, что ты живой?
— По документам я не Крошкин.
Крошкина дрогнула, как от удара.
— Кто же ты?
— Козлов Алексей Иванович… И не расширяй глаза, обойдется.
Крошкина отодвинулась, посмотрела на мужа, зажмурилась, тихо сказала:
— Хорошо, что хоть имя-то твое осталось!
— Ночью я уезжаю в Архангельск. Нужно отыскать одного знакомого по плену. У него кое-какие мои ценности есть… Золотишко да драгоценные камушки…
Крошкина смотрела изумленно.
— Не удивляйся. На чужой стороне всякое бывало. Сегодня смерть тебе в глаза смотрит, а завтра богатство в руки сыпется… Война! Через неделю, Машенька, вернусь, а ты постарайся выяснить, живет ли в городе Бенедикт Иванович Турельский. Если живет, то выясни, где работает, кем, есть ли семья, в общем побольше разузнай… Ты запиши, а то забудешь.
Крошкина на коробочке с пудрой нацарапала названную фамилию.
— Сумеешь сделать?
— Сделаю, Алешенька, а на что он тебе?
— Старые знакомые… А инженера Цыгейкина Константина Петровича знаешь? У вас на заводе работает.
— Знаю. Болтун первой статьи…
Они разговаривали долго. Крошкин старался быть ласковым. Она выложила все события за прошедшие годы.
— Хорошо, что торговала… Молодец. Я знал…
— Откуда?
— Имел некоторые сведения… Ведь думал же к тебе возвращаться.