— Барин, да что вы, сделай милость…
— Ты слышишь, ну, я приказываю. — Слава тронул Мышонка и резко ударил мерина стэком.
Мерин дрогнул от обиды-ведь, чужой бьет.
— Не тронь лошадь, взревел Васька, — не тронь. И двинулся с угрозой.
Лина ойкнула.
— Ты что, грубить? — напруживая грудку и надуваясь, пискнул барченок.
— Вот тебе, хам!
Стэк сухо и больно ожег щеку. К лицу кинулась кровь, и, не помня себя, зверем прыгнул Дикой, поймал повод коня, прискакнул и ударил с размаха барченка по беленькой пухлой скуле. Как рыхлый студень, она хляпнула под кулаком, барченок взмахнул руками и повалился на круп коня.
Мышонок взвился, лягнул и потащил на стремени Славу по путанной ржи.
Лина запищала, закрыла лицо руками и поскакала, как сумасшедшая, в усадьбу.
Чуя что-то страшное, прыгал и никак не мог вспрыгнуть на мерина Васька, чтобы скорей уехать с господских владений.
Орава дюжих работников нагнала Дикого у деревни. Кучер Назарка свистнул длинным кнутом, кнут обвил голову, тоненько жикнул, прорезая лоб, и смахнул Ваську на землю.
Юнкер-Володя, дыбя кровную кобылу, сек нагайкой метавшийся кусок тела и выдирал с кровью куски рубахи.
Работники колами били мерина по животу, по мослам, но сухим ногам. Мерин прыгал, лягался, но, охромев на три перебитых ноги, свалился на бок и заревел дико, как никогда не ревут лошади.
Переставший дрыгаться под нагайкой и закрывать руками лицо, Дикой только хрипел.
— Лошадь, за што лошадь…
V
От села, гудя и волнуясь, валил народ. Среди разношерстных платков баб развевались встрепанные космы мужиков. За ними, едва поспевая на коротких ногах, переваливался с утиным носом стражник, придерживая шашку).
Работники бросили бить мерина, Володя- Ваську.
— Чей это? — спросил он Назарку, указывая на полумертвого Дикого.
— Федота Грача сын.
— Ага, взять отца в имение!
Дюжие работники переглянулись, а Назарка усмехнулся, — Федот славился по селу своей силой.
— Эй, мужички! — выезжая навстречу толпе, прямо по мужичьей ржи, гаркнул Володя по-офицерски.
Толпа нерешительно остановилась, подавляя в себе гуд.
— Мужички, опять баловаться. Травить опять, разбойничать, в который раз предупреждать…
— Чего травил-то, кто?..
— Сам-то зачем рожь топчешь?
— Молчать, кто здесь Федот Грач?!
— А вон, бежит.
От села, натягивая на рукава зипунный кафтан, бежал Грач. Недоброе почуяло сердце, уж не парня ли бьют барские? Так и есть. Увидел мерина на боку и работников с колами. Оборвалось сердце.
— Православные, народ, что-ж это, лошадь убили. Хлеба наши топчут, ратуйте, докой терпеть?!
— Ну, ну, я тебе поратую, — напер конем Володя.
— Што давишь, отсветлил пуговицы, — смотри!
Взгляд Грача упал на окровавленного Ваську.
— Парня, парня, изувечили, разбои… — кинулся, поднял на руки.
— Видите, православные, как щенка, видите?
— Ой, родимые!
— Батюшки!
— Всего окровянили!
— Креста на вас нет!
Жалостливые бабенки утащили в толпу Ваську. Мужики горящими глазами, воспаленными ветром, смотрели на все и готовы были загореться звериной злобой.
Володя струсил, но, не показав виду, приказал звонко:
— Взять Грача!
— Барин, барин, обожди, протокол сейчас, по порядку, — засуетился стражник и вытащил кусок бумаги и карандаш.
— Взять, ну?!.
Назарка ловко спрыгнул с коня и подскочил к сутулившемуся мужику и потянулся рукой.
— Не тронь! — страшно откололся крик.
— Народ, не дозволить потешаться, — выступил черный и бритый Кузьма Морской.
— Не дозволить, не дать! — загремела толпа и наперла на работников.
— Бунт! — взвизгнул Володя и вытащил заигравший зайчиками светлый револьвер. Мужики попятились. Стражник побагровел, выкатил глаза и, растопыря руки, заорал, как будто его резали:
— Ра-зой-дись!
Мужики пятились.
Четверо работников кинулись снова к Грачу вслед за неутомимым Назаркой.
— Не тронь! — еще звонче и страшнее окрысился мужик.
— Вот я тебе не трону… — Назарка навалился. Мужик отпрянул, тряхнул космами, с подступившей ко рту пеной разорвал руками грудь рубахи и, корябая себе ногтями волосатую грудь, разрезал воздух холодящим криком:
— Бей!
Звериной хваткой вскинул он Назарку и ударил оземь. Печонки у Назарки екнули и горлом пошла кровь. Ражий и дюжий конюх, озверев, хряснул Грача поперек пояса колом.