Я драл его свинцовыми когтями в маленькие разлетающиеся ошметки.
В сотни рваных кусков.
А когда щелкнул пустым железом затвор, чьи-то руки потянули меня за ворот, по скользкому полу. Вперед под слепящим лучом, невесть откуда взявшегося прожектора.
— Свет! Свет есть! — закричали впереди, и одна за другой стали зажигаться яркие желтые звездочки.
Больно ударив о порог, меня втащили в неизвестную комнату. Горииванов клацнул рычагом, и металлическая дверь запечатала нас наглухо.
Первое время было слышно, как возятся с огнеметами «плутоновцы», как Мальцев хлопает дверцами металлических шкафчиков и как стонет Лиходей. Однако вскоре все угомонились, разбредшись по углам. Один Горииванов считал что-то вслух, но потом утих и заснул на топчане.
Сначала я не ощутил необычность обстановки. Но, присматриваясь, меня стало одолевать странное чувство, будто попал на аттракцион с диковинными вещами. Я перелистал брошюрку по технике безопасности, которая зачем-то объясняла, что «обвязывать колени утопленника следует крест-накрест». На длинном стеллаже упорядоченно лежали противогазы, один из которых был явно не для человеческой головы, да еще с двумя шлангами, рядом — трехпалые резиновые перчатки.
Нарисованное масляными красками окно на глухой стене изображало двор-колодец и хотелось подойти к нему, чтобы поправить нарисованную форточку. На Феликса Дзержинского, с усталой грустью рассматривающего схемы боевых построений крыс, строго взирал старик в ливрее — его фотокарточка располагалась напротив.
Даже голова немного закружилась от таких сюрпризов. А может от потери крови? Мальцев, перевязывая мне ногу, хмурился:
— Да, подъели тебя маленько!
И заставил выпить растворенные в воде таблетки.
— Странно тут у вас, — сказал я, разлядывая синюю табличку с надписью «ОСКОЛ. Образцовый подучасток №7». — ОСКОЛ — это что?
Капитан пояснил:
— Особая Комендатура Ленинграда. Комендатура, стало быть… Особая, потому что контингент тоже особый. К примеру, тех что «плутоновцы» гоняют. Ну, ты их сам видел.
— А что, и другие есть?
Мальцев пожал плечами.
— И другие есть. Вообще, всякие есть. Потому, наверное, отдельные несознательные личности у нас расшифровывают «контору», как ОСиновый КОЛ. Но это глупое хохмачество.
— А здесь у вас что, узел обороны?
— Да нет, это сборный пункт, — капитан засмеялся. — Обычный старый подвал.
— Подвал? — Я показал на выложенные тесаным камнем стены. — Это нижний ярус крепости или монастыря. Так строили монахи при шведском короле Густаве Ваза. Кладка по датскому способу, но камень уложен на раствор с вкраплениями слюды. В середине шестнадцатого века.
Мальцев выпучил глаза.
— Ты что, архитектор?
— Историк. По довоенной профессии. Диссертацию даже начинал писать.
— По крепостям?
— Нет, — я хмыкнул, — по гидротехнике Петербурга восемнадцатого века.
— Да уж, — капитан в задумчивости потер затылок. — Слушай, а ну глянь сюда.
Он живо подхватился и, отодвинув самодельного вида пожарный щит, ткнул пальцем в стену:
— Оцени!
Одного взгляда, брошенного на барельеф, хватило, чтобы потерять душевное равновесие. Это было изображение Мана ― дохристианского божества чуди, ― переделанного в католического святого Климента. Подобное изображение в запасниках Университета охранялось, как Боевое Знамя.
— А что у него за функции, у этого твоего Мана, — осведомился капитан. — Чем он помочь способен?
— Помочь? — Я рассмеялся. — Ну, против Калмы — бога загробного мира — с мертвецами поможет. Против черного духа болот еще. Кстати, от крыс спасает. Согласно верованиям чуди, крысы — это души убийц. А еще, в качестве святого Климента, сторожит ворота между Божьим светом и адом.
— Пограничник, что ли? — без улыбки спросил капитан.
— Ну, вроде того.
Мальцев поразглядывал меня, спросил о ранениях и, узнав, что я «вообще-то везучий», удовлетворенно велел отдыхать. Сам он так же улегся на стопку спортивных матов рядом с храпевшими огнеметчиками. Я обратил внимание Мальцева на щель между дверью и стеной.
— В палец будет, товарищ капитан. Залезут еще.
— Табличку повесь, чтоб не тревожили, — Мальцев повернулся на другой бок…
— Вставай, победу проспишь!
Голос Мальцева избавил меня от спокойствия еще до пробуждения. Мрачная готовность читалась на его лице, стягивая редкие брови в одну изогнутую линию. Он держал наизготовку телефонную трубку и, как только из нее послышался невнятный шум, сразу начал говорить.
— Да. Нет. Пройти не удалось по непредусмотренным вводным…