— … подходящие собрались?
— Простите, что?
Сидевший рядом с водителем «бесцветный» хмыкнул и повторил вопрос:
— Ребята у вас подходящие собрались?
— Где у нас?
— Ну, в лагере… Хорошо обучаете граждан владению оружием?
— Да, неплохой коллектив.
«Бесцветный» (снова, наверное, какой-то проверяющий) и на этот раз хмыкнул:
— Например?
— Например, Яша Левитин. Кроме стрелкового дела он еще бегом занимается, и вообще, разнообразный спортсмен. Боровиков занял в том году четвертое место в Москве.
— А Саблин, как тебе?
* Инструкторы ОСОАВИАХИМа имели право носить униформу со знаками различия.
— И Саблин хорош.
Здоровяк, сидевший возле меня, улыбнулся.
— Давно его знаешь?
— Ага, двадцать четыре года.
— Ты, что ли?
— Угадал.
— Ну, значит, на ловца и зверь бежит, Коля, разворачивайся.
Шофер стал кружить на узком участке между лесом и пологой обочиной. Через окно машины я увидел одинокую фигуру Астры и схватился за ручку двери. Кто-то крикнул:
— Сидеть!
— Пошел на…
Не до церемоний было в данную минуту с ОСОАВИАХИМовскими чинушами. Я рванулся из цепких объятий, заорав:
— В проводники другого сыщешь, понял?! Отпускай!
«Бесцветный» внимательно посмотрел на меня и прищурился:
— А мне ты нужен. Саблин Андрей, он же Кочерга, шкет из банды хулигана Матвеева.
Он достал трубку, и я сразу вспомнил его, комсомольца по кличке Граф, КОПовца* завода «Калибр» из далекого двадцать третьего года. Щелкнула какая-то рудиментарная извилина в мозгу, и на языке беспризорного детства я брякнул помимо воли:
— Ксиву покажь!
«Граф» взмахнул рукой, из гимнастерки красной птичкой вылетело удостоверение, которое, хлопнув ледериновыми крылышками, показало мне его фотографическую рожу. А рядом — россыпь букв тяжелого калибра: Народный Комиссариат Государственной Безопасности СССР.
*КОП — Комитет Общественного Порядка. Добровольная общественная организация в Петрограде-Ленинграде 1920-х годов, созданная для борьбы с хулиганами и прочей мелкой преступностью. В противодействии последней, КОПовцы, многие из которых прошли войну в составе элитных «пролетарских» частей РККА, зачастую игнорировали соблюдение процессуальных формальностей.
Глава 7. Госпиталь им. Осипова. Грюнберг
Все вокруг было завешено белым. Белым и чистым, вызывающим в памяти картинки с крахмальными простынями и запах глаженых наволочек. Значит, вчера была суббота, постирочный день, и сейчас мама гладит высохшее за ночь белье. Только вот запах… В нашей квартире соседка Нина, детский врач, иногда приносила его с работы.
Я заворочался, пытаясь угадать, кто возится у низкой тумбочки около двери, и на шум обернулась сестричка в белой повязке. В руках она держала ампулу, которую сразу же уронила, завидев мои шевеления.
— Тетя Катя! Тетя Катя! Больной очнулся!
Девушка убежала и привела тетю Катю. Ею почему-то оказался высокий чернявый мужик лет сорока.
— Лев Борисович, я раствор готовила, как всегда десятипроцентный, — щебетала белая птичка, заглядывая снизу в лицо врачу. — А он ― бац! И на меня смотрит.
Доктор посветил мне в глаз блестящей штуковиной, а потом стал расплываться и исчез, оставив после себя один лишь голос.
— Трижды в день колоть. И капельницу…
Поправлялся я быстро. Вставать, правда, не разрешали, но можно было слушать радио, читать и разговаривать с персоналом. Вскоре пожаловал доктор Лев Борисович, оказавшийся начмедом госпиталя.
— Здравствуйте, больной. Как самочувствие?
— Ничего вроде, только голова гудит.
— Тогда будем знакомиться. Кандидат медицины Грюнберг.
— Командир Красной Армии Саблин.
— Очень замечательно. Жалобы есть?
— Есть. Перестаньте колоть всякую дрянь, у меня от нее скоро зеленые черти будут на голове плясать. И еще я пить хочу все время.
Лев этот так и вцепился, будто снимая взглядом кожу слой за слоем. Надо, пожалуй, говорить осторожней. Доктор-то он доктор, да вот каких наук? Если тех, что копаются в мозгах у «квартирантов Фореля*», то не помешает промолчать иной раз.
— Нехорошо как-то, знаете, товарищ доктор. Лучше морфий тыкайте.
— Зачем? У вас зависимость?
— Нет у меня зависимости. Я ведь не первый раз на койке валяюсь и знаю, для чего такие бомбы вкалывают. У меня что, ожог? Или множественные осколочные?