Медсестра, тонко закричав, лихорадочно встряхивала рукой, будто могла избавиться от проникшей в её организм дряни, как от прилипшей паутины с дохлыми мухами.
— Тихо, дочка, тихо. — Максимов обмотал пятно влажным бинтом и, подождав, когда я крепко схвачу медсестру, ловко приладил провод из ЭТРа к бинту. Хлопнул разряд и 190 вольт из электротерморазрядника прошили Таню Марвич с головы до пят.
Тело напряглось, дернулось и обмякло. Мы вздохнули было облегченно, однако через секунду на белом Танином халате проклюнулась и стала расплываться зелень. Тут же из-за двери раздался вой боли.
Существо рвалось в комнату, прожигая дверь остро пахнущей дрянью. Оббитое железом полотно скоро превратилось в мешанину из потеков и дыр. А долбящий звук пробивал гапрон, отчего вовсю хлестала из носа кровь и прыгали в глазах красные черти.
— Через полчаса ее нельзя будет спасти, — сказал Максимов. РУНой сможешь электроудар сделать?
Я кивнул.
— Ну, тогда с Богом.
Максимов резко открыл дверь, я швырнул в проем набитый хламом вещмешок, и существо схватило его, дав нам спасительную секунду. Старшина успел прицельно бросить тротиловую пачку из боекомплекта. В комнатенке хлопнуло, и полетели в меня со всех сторон обломки кирпича, доски, мелкое крошево стекла и какие-то железяки…
Цел, вроде, и невредим, только шум в голове да оторванная нога рядом валяется. Моя, как будто, на месте. Может, Максимовская?
— Старшина! Ты живой?
Максимов был живой, но, видать, крепко подраненный ошметками кисляка. Он скорчился на полу — красный, в тлеющих дырках, — пытаясь вскрыть ампулу.
— Старшина, я сейчас, терпи!
Вкатив двойного морфина, я вытащил его в коридор. Пришлось ждать, когда лицо раненого побледнеет, и сразу же колоть камфорой.
— И-и бысс-трей, — шипенье Максимова дополнил взмах руки. Я заблокировал коридорные двери, чтобы никто не смог сюда попасть, и вытащил медсестру из здания.
Итак, передо мной был человек, зараженный ОРВЕРом. Заражение и мутация происходили ураганно — скоро начнется ремиссия органов и тогда всё. Я соединил проводки с генератором и дал малый ток, надеясь возбудить в зараженном организме короткий импульс.
— Простите, товарищ, э-ээ… командир, — возникший из ниоткуда Рюрик Евгеньевич мягко уминал березовый лист около дерева. — Тут, э-э… товарищ…
Черная фигура в капюшоне двинулась ко мне, зацепив ногой провод пускателя, — стрелка тут же устремилась вперед, в красный сектор, и в искрах короткого замыкания лежащее тело медсестры искривилось в дугу.
Если вы никогда не видели, как попадают под электроудар асинхронизатора, представьте человека, бьющегося в беспрестанных конвульсиях, с дыбящимся волосом и в паленом дыму. Организм нечастного панически извергает все лишнее, стремясь хоть чем-то помочь себе; всюду новогодний хлопушечный треск и в хохочущем адском свете бедняга словно танцует дикарскую «пляску смерти». Помножьте все это на два — и получите бледную копию происходившего в больничном саду.
Рюрик сначала держался стойко. Лишь неуверенный шаг назад и хруст раздавленной мензурки выдали его испуг. Потом доктор сложился вдвое и упал, апоплексически хрипя: «Марат, Марат...»
Фигура стояла, не шелохнувшись. А когда все закончилось, и я склонился над Таней, получил удар по голове. Отключился, правда, ненадолго. Только открыл глаза — увидел, как фигура в капюшоне подняла руки и взмыла в воздух, преодолевая забор. Я быстро привел в чувство Рюрика, заорав:
— Там, в коридоре, — Максимов! Под капельницу срочно! Точечные ожоги и болевой шок. Кожу не обрабатывать! И смотри, доктор, у него слабое сердце. Держи на вот этих ампулах до приезда наших врачей.
Я выскочил на дорогу, но, кроме расхлябанного грузовика, вильнувшего последней «тройкой» номера на заднем борту, никого не заметил. Возле ограды, где обвалилась кирпичная кладка, кто-то оставил давленный каблуком след, да виднелась россыпь масляных пятен на асфальте. Пахло бензином, и больше ничего…
Где-то у моря прощалась с Городом ночь. Древний чудак Фаэтон тащил свою колесницу уже над Малой Охтой, вынимая остатки темной накипи из дворов и проулков. Подкрадывались к спящим людям забытые на время сна проблемы, а вот моя проблема уже стояла во весь рост: куда пропала медсестра? Она долго мучилась в цепких когтях минус-поля, потеряв три пальца на руках и вытекший глаз. Но человек вернулся в нее, оставив чужую кровь шевелиться на траве — склизкая гадость была почти извержена из тела. Рюрик не пережил вида нутряной каши, осмысленно сучившей зелеными ростками, и хлопнулся в спасительный обморок.