Ольга, однако, так выстроила план, что я вскоре опять был в ее ненавязчивом на этот раз обществе. «Ну откуда они все это умеют?» — ползала в извилинах мысль при виде грамотной полуулыбки бывшей невесты. Наверное, мамочка подсказывает, старая шлюха. Впрочем, не такая уж и старая. На празднике в честь именин Ольгиного отца, Галина Аркадьевна пригласила меня на танец и, пользуясь хмурым освещением, так активно ворочала задницей, что я чуть не уделал ее в ближайшем от комнаты танцев коридоре. Помешала снующая с графином бабушка и элементарное уважение к имениннику — добавь я ему рогов, и бедняга наверняка цеплялся бы тогда ими за потолок. В тот вечерок я улизнул, избежав надвигающегося объяснения.
Давний пожар умер, засыпанный снежной вьюгой, но тлели еще не покрытые морозным инеем угольки. Их воскрешала Ольга. Воскрешала целеустремленно и настойчиво, и, осознавая всю ее игру, я все равно втягивался на Ольгину орбиту, как неоторвавшийся астероид. Сколько, интересно, таких разбитых и оплавившихся каменюк в поле ее притяжения? Летчик Старков оказался сильнее и улетел дальше познавать новые миры, а я падал вниз, хотя знал уже все и больше. Дима-Кокс, мой недавний однокурсник, неведомо как проведавший о нашем разрыве, гундел в «Якоре»:
— Ты, Андрюнь, дельно решил с Олькой завязать. Мы тогда не вмешивались — дело твое, личное, а щщас можно. Деваха она так себе. В кафешку сводил и можно драть. На курсе я первый с ней начал, потом Игорь с Вадиком, потом опять я. А сколько до того было? Вот и считай…
Но я продолжал таскаться к Ольге, не в силах выполоть зловредный корень. Как под гипнозом. А мой сероглазый ангел-спаситель смотрел на уроках только в окно. До главного дело еще не дошло, но Ольга явно зачислила уже победу в свой актив. Враг хоть и не повержен, но побежден. Остается добить его и заставить униженно молить о крохе внимания.
Сыпался белый песок времени, обозначая контуры проблемы: что делать? Жениться на этой подруге означало иметь рога на будущее, ветвистости не меньшей, чем у папы-Романова. Порвать с ней — скатиться в бездну черной тоски, рождаемой стеклянным холодом Астры. Этот холод жег изнутри, позволяя видеть бездну только чуть-чуть, но сразу бежать в ужасе. Бежать куда угодно. На Северный полюс, к Ольге, к черту, к дьяволу, хоть к Мессалине бежать, только б не видеть вселенской пустыни в собственной душе. Я как-то сильно сдал за это время в борьбе с подсознанием, отодвигающим принцессу к далекому горизонту. Это же подсознание толкало меня к Ольге, которая уже возвращалась к обычному: «ну, может быть, завтра».
«Опять сказка о витязе на распутье», — думал я, попутно наблюдая, как парни на школьном стадионе проделывают гимнастические трюки. Было дело, и сам когда-то крутил «солнышко», по двадцать раз подтягивался и вертелся на брусьях. Загляделся и решил тряхнуть стариной. Тряхнул и сразу же попал в школьный медкабинет. Шов от Юрочкиного штыка лопнул, и местными средствами кровь остановить не удалось. Окружающие начали суетиться, большая перемена досыпала перьев в деготь, но остановить бьющую, как из рваного кабана, кровь не получалось.
— Андрей Антонович, вот, — сунула что-то нашатырно-вонючее беленькая Рита Попова и, восстановив резкость в глазах, я увидел принцессу.
Приподняв платье, она тянула черную полоску из юбки-подкладки. Материя поддалась, и повязка украсила мое плечо, прочно стянув жилы. Сам же я был препровожден в лазарет, где засветила угроза получить прививку.
— Иди на урок, Астра, — строго наказала медсестра, забирая жидкость в шприц.
Астра тяжело посмотрела на нескрываемые одеждами пышности Майи Исаковны и медленно вышла, напоследок и меня одарив рублем предостерегающего взгляда. Дверь защелкнулась, а у Майи треснула в пальцах ампула сыворотки.
Завуч отправил меня домой и по пути на трамвайную остановку я присел на лавку во дворике, недалеко от Большеохтинского проспекта. Желтый лист упал на плечо и вслед за его тихим шелестом раздался такой же тихий голос:
— Вам нехорошо, Андрей Антонович?
Да, Астра, мне плохо. Я люблю тебя и не могу в этом признаться. Ни тогда в лагере, ни тем более теперь в школе. И скажу ли когда-нибудь, не знаю. Уйму доводов можно подобрать, но главное в другом: ты, похожая на обычную ленинградскую девчонку, на самом деле, гостья из чудесного мира, где нет юрочек жуковых, войн и опечатанных дверей соседской квартиры. До безумия хочется взять твою руку и читать стихи о звездах, но все что я могу — это кряхтеть на скамье.
— Ты почему не на занятиях, Далматова?
Она тронула бугрившееся повязкой плечо.