— Это оружие разработано советскими учеными, здесь в Ленинграде, специально для боевых частей ОСКОЛ. Его характерным отличием от систем, применямых ранее, является принцип универсальности. Двойная система распознавания «чужака» в течение доли секунды выбирает режим работы КАСКАДа и автоматически посылает нужный заряд в казенник. Конструкция подачи боеприпасов 4+2, системы Добровольского, включает в себя дублированный поражающий заряд четырех основных типов: кислотный, аргентосодержащий, электрохимический и патрон термопоражения. Благодаря унификации боеприпас можно заменить в зависимости от предполагаемой сложности обстановки на трассирующий патрон для МЗО*, либо компакт-фугас. Кроме того данная система оборудована мощным разрядником и экспериментальным прибором инфрапоиска.
Это была прекрасная машина, произведение технического исскуства, такая же совершенная в формах, как танк Т-34, Эйфелева башня или американский «джип». И Сарафанов, получив ее в свои руки, осветился счастливо-дурацкой улыбкой. Михей трепетно поднес карабин к груди, прижимая, как прижимал бы старый филателист, перед смертью увидевший «голубого Маврикия», и упоенно полировал осину приклада до тех пор, пока испанец не пихнул его в бок.
— В связи с изменением общеоперативной обстановки, приступаем к работе прямо сейчас. Занять места в машине.
На защиту пояса энергобашен кидали всех, кто мог принести хоть какую-то пользу. Командование торопилось, чтоб закрыть многочисленные бреши, возникающие на всех участках — «пожар» занял уже территорию от Исаковки до Парка Челюскинцев. Сначала в огонь пошли дозоры и оперативники, потом на врага бросили остаток боевых частей, техников и охрану, но очаги поражения стали проявляться не только вблизи контура, а уже и внутри.
Чужаки вырвались у студии кинохроники, недалеко от клиники Эрисмана, и за Оккервилем. Пока нам крепко помогало солнце, но что будет ближе к полуночи?
* МЗО — Малозаметный объект. Термин, применямый к ОРВЕРам с развитой мимикрией.
«Черные» копились в подвалах и тупиках, готовясь к ночному походу, и если они вырвутся, уже никакие уловки шифровальщиков не помогут, а зверь на свободе получит подпитку от ужаса людей. Тогда все. Тогда мы не справимся, и наступит конец света в отдельно взятом городе. Ленинград станет похож на юкатанские развалины — великие и пустые…
На тротуаре возле перекрестка откинулся круглый чугунный люк. Слесарь-битюг в шахтерском шлеме выскочил из подземного колодца и в броске к машине перекрыл визг
тормозов истошным криком:
— Ложись!
— Что там?! — Руис на ходу открыл дверь.
Впереди ухнуло и заклубилось вихрем пламя, обнимая ближайший столб.
— Люди, граждане! Закройтесь в домах и личных комнатах! — орал битюг. — Произошел взрыв газа, и он может повториться! Не выходить из квартир, не смотреть в окна!
Слесарь махнул здоровенным, под стать своей фактуре, ключом.
— Товарищи, скорей проезжайте, утечка пропана!
Ответил Сарафанов:
— Ты что, Горииванов, в газопроводчики подался?
— О, Михей! Ребята! — майор потер глаза. — Я с темноты толком еще не вижу, — и, прищурившись, спросил: — Чего это вы на Полюдовской машине катаетесь?
— Мы не катаемся, а выполняем задание, — сказал я, важно открывая переднюю дверь.
— И ты здесь, комендатура! Теперь, значит, с нами?
Мы обступили командира огнеметчиков, как мешок на ярмарке, подбирая сыпавшиеся горохом фразы.
— Прет, сучара, спасу нет. На воротах хоть генераторы, а на боковых вводах все вручную... В Гребном порту жегводь видели — такого с гражданской войны не бывало… Все, мужики, бегу.
— А здесь что было? — крикнул вдогонку Руис.
— А хрен его знает! Сами глядите.
Глянули мы осторожненько. Иголка РУНы, дрожавшая в самом начале красного сектора, не обещала особых проблем; Сарафанов посветил дальнобойным фонарем в обугленный колодец.
Что-то налипло на черных стенах. Жидкая блевотина ползла вниз, гулко шлепаясь на бетонную стяжку. Дно колодца размалевал неизвестный художник кровяными сгустками, меж кирпичей бугрился зеленеющий студень, и мертвый глаз в жестком волосе глядел в небо, как на МУРовском жетоне двадцатых годов.