«Угольщик» протер черными пальцами очки и водрузил их на прежнее место, попав дужкой в ухо.
— Начальник караула Лотыгин. С кем имею?
Я протянул «мандат» и представился:
— Старший лейтенант Саблин. Комендатура. Товарищ Лотыгин, нам требуется осмотреть территорию завода в сопровождении Постниковой.
— Э-э, мы вообще-то подчиняемся только…
— У нас есть все необходимые полномочия.
Михей поправил на плече ящик с ОПРМ и, забрав Надежду, мы двинулись к сушильному цеху, где, по ее словам, все и случилось.
— Да-а, напугал дедушка, — Сарафанов потер затылок.
— Он такой же дедушка, как и ты, — вступилась за начальника идущая впереди вахтерша. — И сорока нет, и, между прочим, как мужчина может еще.
— А ты что, проверяла? — заржал Михей и даже в темноте был виден румянец на щеках Постниковой.
Вот уж точно: язык впереди ума бежит.
— Он в январе жену потерял, — после конфуза ответила Надежда. — Сергей Ильич тогда в КБ работал. Целыми днями на производстве… А его Татьяну племянник убил, за карточки. Талонов не отыскал — так отрубил ей руку и в платок завернул, чтоб унести и съесть потом. Да так и сдох на лестнице в парадном…
Асфальтная дорожка закончилась, и за водонапорной башней показалось кирпичное здание с ведущей к нему грунтовкой.
— Вон где произошло все. Видите — этаж завален, — показала Надежда. — Там и была она.
— Кто? — глупо спросил Руис.
— Кто! Наташка Соколова, прости, Господи. — Вахтерша торопливо перекрестилась и взяла Михея за рукав. — Я с вами не пойду, мальчики, ладно?
— Ладно, беги к своему Ильичу. Только, чтоб не болтать. За такие разговоры знаешь, что?
— Пятьдесят восемь, прим, — отчеканила Постникова и, развернувшись через левое плечо, припустила обратной дорогой.
Михей усмехнулся ей вслед.
— Я дело Соколовой в тридцать пятом разгадывал. Наташа здесь на седьмом участке работала. Правильная девушка — музыкой увлекалась. Влюбилась она в одного типа, а он после того как получил, что хотел, посмеялся над ней. Да еще подло так, при всех.
Сарафанов стал раскуривать блокадный «Казбек» (вымоченную в никотине стружку), роняя смолянистые серпантинки в траву.
— В первую же смену Соколова покончила с собой в трансформаторе — взялась рукой за голый провод. Когда после похорон стали ее замечать в разных местах на заводе, паника создалась. Развал дисциплины полнейший. Сначала милиция это дело взяла. Костя Кондратьев, ушлый такой опер, тык-мык — видит, дело нечистое. А с «гостями» такими сталкивался. И парень смелый, во!
Михей сжал кулак.
— Силикат! Да… Значит, копал ударно и на Белую Наташу таки нарвался. Тогда мне дело и передали. Но, пока то да се, еще один случай произошел. Кондратьев сначала на саботаж упирал: мол, есть распространители вредительских слухов, сбивающие народ. Вот и взялся активист один эти слухи развеять. Похвалялся! Я, говорит, это ваше суеверие глупое на дым пущу. Девчата ее сменную карточку оставили — вроде как пусть будет, раз уж она тут осталась, а он карточку сорвал и в мусор выкинул. Да еще хвастался, дурак: «Встречу, — смеется, — за волосья, и через забор выкину. Не числится у нас такая». Ну и встретил… Нашли его через два дня в шкафчике для одежды.
— Мертвый?
— Живой.
— Ну и что потом?
— А ничего, — Сарафанов цыкнул коротким плевком в кусты и настроил асинхронизатор на положение «поиск». — В дурдом свезли конверты клеить.
— А тот… тот человек, — подбирал слова испанец, — который совершил эту низость?
— Сёмка? Тот, не знаю. Манатки собрал и в дальние края подался. — Михей вытащил какую-то старую схему. — Защитный контур двух уровней здесь смонтировали — любой удар с «того света» мог выдержать. Ну и взрыв, если теракт какой. Кроме бомбы, конечно.
Я выдохнул, будто перед прыжком в прорубь, и мы вошли в разбитый цех. Перед нами был небольшой, залитый лунным светом зал с двумя рядами станков. Один ряд выстроился вдоль окон слева, а справа приткнулись еще несколько, расположившись за длинной металлической ширмой. Почти у самого входа валялся тяжелый стол и длинные лавки, отброшенные взрывом.
Я посмотрел в дальний конец зала. Снаряд разрушил стену, только один фрагмент ее уцелел. Высокий, с острыми гранями, он походил на обелиск, вверху которого сохранились остатки портрета Ленина и звезда с лучами. Полумесяц заглядывал к нам через пробитую крышу, а Ильич щурился со стены.
— Надо поискать прибором artefaktum, — вдруг сказал испанец.
— Чего? — спросил Михей, уже возившийся с обрывком провода.