В классе электросоматики слегка по-другому было. Вместо свистка разряд в пятку, а вместо слюней - искры из глаз. Расширяй, курсант, диапазон понимания. Теперь нужное мозг отмечает автоматически. Буду в Институте экспериментальной медицины, положу цветочек на памятник собаке - крепко доставалось беднягам.
- Вот здесь характерно покручены ветки, - показывал старшина хилую березку у ограды, - внизу под деревом сухая трава, попробуйте маятником.
Извлекалась блестящая гайка с ниточкой и вертелась по часовой стрелке - порядок! За две прошедшие недели я вкратце познакомился с болевыми точками района, с каждым днем все более поражаясь обилию неизвестных проулков и тупичков близ родной Арсенальной улицы. Десятки раз таскался я по этим местам, но вон того дома, близ поломанной ограды, хоть стреляй, не видел. Какие-то будочки, погреба, флигельки, маскирующиеся небогатой зеленью. Убогие стены, заслоняющие битыми фасадами огороды. Не те, блокадные, крошащие землю даже у Смольного (кругом только и разговоров было про капусту и шпинат), а многолетние, распаханные еще лапотными предками. Максимов такие места обхаживал, не жалея ног.
- Перекур, - наконец разрешает старшина и сразу же делает замечание: - Вы ошибку допустили: никогда не ложьте термопистолет на землю.
- Максимов, а почему железная дорога считается безопасной?
Он медленно забивает табак в гильзу и, чикая кресалом, думает вслух:
- Точно не скажу. Но собственным опытом подтверждаю - безопасно.
Дальше по маршруту обнаружился еще один незнакомый квартальчик. Строения напоминали перехожих калик, шедших куда-то и вдруг остановившихся в каменном внезапье. Их окна тускнели старческими бельмами под осыпавшимися бровями перекрытий, следя за нами.
- Старшина, может, туда заглянуть, - я показал в сторону двухэтажного апельсинового цвета строения.
Ближние к нему дома-старики немедленно уставили глаза на своего благополучного соседа. Оранжевый красавец выгодно отличался, имея, вдобавок, еще и табличку с номером - восьмой. Максимов, рисуя схемку на лавочке и не поднимая головы, разрешил.
- Только в яму не свалитесь, - сделал он странное напутствие, - возле сухого тополя.
Странное, потому что ямы никакой не было. Дерево, да. Правда, не сухое, а, наоборот, пышущее здоровьем. А ямы нет - сразу за тополем начинается ровное пространство, упирающееся в забор.
Внутри домик был такой же чисто-ухоженный. Только не апельсиново-желтый, а фиолетовый с синевой. Влево от арочного свода бежала наверх воздушная лестница, красовались на тумбах цветы, а деревянные стеллажи в коридоре не срубили зимой на топливо.
На одной из полок развалился кот. Сначала я даже мимо проскочил, не обращая внимания (таким довоенным покоем убаюкивала пыльная тишина), а потом обернулся в недоумении. Да. Сидит, урчит и щурит глаза. А ведь их съели всех.
- Кс-кс.
Зверь ткнулся ухом в протянутую ладонь, заурчав еще сильнее. Лучики света заиграли с его мягкой шерстью, отсвечивающей фиолетом.
- Киса, маленький...
"Киса" упал на спину, изворачиваясь, но какие-то, едва уловимые, звуки плеснули ему в глаза ту озабоченную целеустремленность, которая возникает с приходом хозяйки с рынка.
- Мелкая рыбешка, - довольно явственно произнес женский голос и утонул в смехе.
Тут же угукнул примус, а на его шмелиное гудение отозвался стук детского мяча, колотимого в пол. Казалось, что сейчас откроется какая-нибудь дверь, рассеянный чудак-профессор зашагает, стуча палкой по лестнице и, хлопнув себя по лбу, крикнет вверх тонким голосом: "Машенька! Где мои очки?"
На втором этаже хлопнула дверь. Котяра скатился под стеллаж, а я увидел вместо ожидаемого профессора какого-то пончика в куртке из рыжей парусины.
- Ты еще наплачешься, - взвизгнул толстяк и выскочил на улицу.
Дверь с молоточками немного подумала и, скрипнув, отворилась наружу. Я поднялся наверх. По обе стороны длинного коридора располагались квартиры и дверь, первая справа, тихонько скрипнула, полуоткрывшись.
- Эй, кто живой есть? - Я остановился на пороге. - У вас дверь открытая.
- А без любви, какая жизнь, - пропел женский голос, и я вошел в чистую светлую комнату с распахнутым во двор окном.
Здесь все было чудно: порхающие шторы, букет полевых цветов на столе, разбросанные в беспорядке вещи. Только вот самой обладательницы вещей обнаружить не удалось. Грешным делом подумалось, что я обознался и принял за человечий голос патефона из угла. Но когда игла снова заскрипела на пластинке, слащавый мужской тенор проинформировал, что "утомленное солнце нежно с морем прощалось". Ну и чудеса! Куда пропала хозяйка?!
Я обшарил глазами комнату и, каюсь, даже заглянул в щель между комодом и стенкой, но тут же увидел в зеркале улыбающуюся красавицу. Как раз такой могли принадлежать чулки-паутинки, переброшенные через стойку кровати.
- Здрав...
Договорить я не успел - красавица исчезла. Я опять глянул в зеркало, но на сей раз, в нем не только не было женщины, сама комната отразилась вместо розового благоухания страшным зевом обугленной стены. Отпрянув, я увидел на уцелевшей стене фотографию этой женщины. В рамке с черной полосой.
Я бросился вон.
- Саблин! - донесся в окно голос Максимова.
На бегу повернув голову, я, конечно же, зацепился сапогом за порог. Вместо длинного коридора и квартир напротив, зияла пустота, и, судорожно махая руками, я рухнул вниз.
В ударенной голове звонко перекатывалась мелочь, и самый тяжелый "пятак" долбил медью в затылок. В лицо зазвучал беззубый говорок:
- Ты чё, милок, там делаешь?
- А?
- Вылазь, говорю! - старушка озабоченно глядела сверху. - Упал?
Держась за корни вывороченного тополя, я пополз из ямы наверх. В голове шумело, фуражку потерял, Максимов исчез, дом тоже.
В поисках пропажи пришлось просить помощи у бабки:
- Уважаемая, а где восьмой дом?
- Да прям перед тобой!
М-да. Старушенция, видать, сама недавно в яму падала. Я еще раз осмотрел горелые стены, выдаваемые за апельсиновый домик.
- А ты, мать, ничего не путаешь? Он такой оранжевый. И девушка на втором этаже.
- А! Валька? Валька справная! И домик хороший. Только это еще год назад было. Немец его разбомбил. А Вальку еще до войны отравил бывший любовник - Филипп Тимофеич.
- Это жирненький такой? В брезенте?
- Он, ирод. Ты что ж его ищешь?
- Да на кой он сдался!
Ответа не было, старушка исчезла. Вместо нее щурился на солнце Максимов.
- Кто это вам на кой сдался?
Ладонь старшины была собрана "домиком", а сам он оглядывал мой планшет, болтающийся на ржавой пике уцелевшей лестницы. Да, не окликни меня старшина, на полном ходу влетел бы я в пустоту, приземлившись аккурат на эту вот арматурину.
- Максимов, я ...
- Ладно, приходите в себя, а потом пишите Берендееву рапорт.
Берендеев озабоченно выводил на схеме района какие-то крючья, выслушивая пояснения старшины.
- Они, товарищ майор, на этот дом в момент попали, - сказал Максимов, поглядывая в мою сторону. - Одним словом - интуитив!
- Ладно-ладно.
Берендеев финальным штрихом накинул косую петлю на целый квартал домов и жирно вывел в центре: дом ╧8.
- В патруле пусть еще походит. Вместе с тобой.
Он заштриховал нарисованную кривую и полюбовался своей работой:
- Ну как, а?
Еще один, в гражданском, до этого молча сидевший в углу кабинета, выпустил облако табачного дыма.