А Юрочке наверх ой как хочется! Потому и гнобит людей.
* В 1921г. несколько советских военных кораблей высадили десант в иранском порту Энзели и отбили у англичан суда, уведенные белогвардейцами.
** Один из оплотов армянских националистов во время дашнакского восстания в 1920г.
Курсанты не менее нашего терпели от его выходок. Когда административный пыл комсорга охладевал, он лез в стрелково-спортивные дела. И сильно тускнел народ, когда деятель этот залезал в учебный процесс. И брал он прошлогодние невыполненные обязательства и обещал выполнить их! Уж лучше б наполнял что-нибудь большевистским
содержанием. Оно б все ничего, только стрельба из пулемета на лыжах зимой проводится по снегу. Чтоб, значит, лыжам было по чем ездить. А дураку и август - зима, главное отчитаться. Ну и отчитался: в спешке не проверили матчасть и коробка "Максима" раскололась.
Жуков стал визжать "держи вора" и хотел перевести стрелку на Мишку Андреева, здорового мрачного парня с Правого берега*.
Сначала давил на халатность и расхлябанность, потом вошел в раж и поставил вопрос о вредительстве. Я последний работал с этим номером и знал, что там слабо натянута возвратная пружина. Повесил бирку "неисправно - в ремонт" и все записал в ремкарточку. А этот дурак в нее даже не глянул - невтерпеж было.
На собрании я прижал Юрочке хвост. У-у, - вопил тогда Жуков, - а-а! Третирование, так сказать, актива. Но в тот раз его "стишки" обычного действия не возымели и гад утих. А теперь вот дождался лучших времен.
Хоть и не грело меня вмазываться в гадючную распрю с Жуковым, но раздуваемые искры надо было срочно гасить. Ведь будет копать и копать, сволочь. Почему, интересно, подобным типам в радость мучить людей? Мозги у них так повернуты или крутая жизни тропа отняла на поворотах отпущенную по рождению человечность? Жукову судьба ее отмерила лет до шести.
В школе он, наверное, ябедничал педагогам, затем перешел к более крупным пакостям, и к двадцати своим неполным превратился в окончательную гниду...
Забытая принцессой черно-полосатая футболка была накрыта воняющей самогоном книжкой, означая, надо полагать, разврат и пьянство.
- И что ты на это скажешь? - требовал ответа комсорг, обводя плавным барским жестом улики грешного бытия.
- Что, интересно в чужом белье ковыряться?
Я собрал вещи, стараясь удержать остатки спокойствия.
- Положь на место! - Жуков заверещал и разом пропала вальяжная чиновничья спесь. - Я тебе устрою чистку рядов!
- Плевало захлопни.
Юрочка схватил край футболки, продолжая вопить, и тогда я двинул ногой в тумбу стола. Мощный угол с глухим чваканьем уперся ему пониже пояса, и Жуков, качаясь в характерной позе, зашипел белыми губами:
- Ну все, сука, будет тебе счастье. А шлюшку твою из лагеря выгоню с волчьим билетом.
Саму безобразную драку я помню лишь отдельными фрагментами. Пробелы затем восполнили свидетели, освещая разные эпизоды в ракурсе своих предпочтений к тому или другому участнику происшествия. Так, например, самодеятельный артист Хустин утверждал, что я избивал Юрочку ногами, извергая при этом "ничтожные угрозы". Медеплавильный подмастер с "Красной Зари", наоборот, ставил упор на "хамском отношении комсорга к товарищу Далматовой" и добавлял, что у них в Клочках** за такие слова ноги ломают.
Разрушения в комнате, слава богу, не задели шкаф с вымпелами и высоко прибитого сталинского портрета. Единственное, упал кумач с надписью "Боец, не владеющий винтовкой - ручка для штыка" и накрылся макет винтовки Мосина. Упоенный боем комсорг воткнул поминаемый на плакате штык мне в плечо.
* Правый берег - окраина Ленинграда.
* Клочки - один из рабочих районов Ленинграда.
Нас отвели в санмедкомнату, где Жукову промыли разбитый глаз, а мне заштопали и забинтовали плечо, оставив лежать на жестком лазаретном топчане. Вскоре появился Федор Федорович Зеленый.
- На ягодах, - сообщил он, вытаскивая "полушку" мутного раствора. - Вчера делал, - и, выглядывая в коридор, быстро наполнил два бумажных стакана.
Бурая жидкость потекла вниз, деловито вкалывая под ложечкой острые ежовые иглы. И еще елозил внутри первый еж, как Федя заботливо нагрузил по второй.
- Давай-давай, студент, это, брат, сильная вещь - полчаса пройдет и хоть на танцы.
Второй еж присоединился к первому, сразу же затеяв с ним громкую возню. Они бурно делили что-то, фыркая и катаясь в пищеводе.
Насилу успокоились оба: один нашел себе развлечение, дергая за ниточки, привязанные к моим рукам и ногам, другой забрался в голову и шелестел там, бегая по кругу. Федя вывел меня через окно и повел домой, повествуя на ходу о знакомом башкирце, занозившегося щепой на лесозаготовках. Опилки вытаскивали по его словам еще месяца три длинными щипцами.
- А твоя Далматова хуже занозы, - бормотал Зеленый. - Говорил тебе, что добра не будет? Говорил! Дырку ты за нее уже получил. Беги, студент.
Тоскуя на матраце, я пытался найти успокоение мыслям. Одолев страничку из "Методических рекомендаций стрелковой службы в системе ОСОАВИАХИМа" я бросил методичку в угол. На кой ляд эти нормативы и "мишени ростовые", если вечером из меня сделают мишень ╧ 9. Занести в пассив можно очень много - только постарайся. Пьянство, разврат, хулиганские выходки, избиение актива и бог весть каких еще собак найдет повесить пескарь Жуков.
Обязательно выплывет разное дерьмо, вроде письма этого недоношенного сморчка Хустина, где он клеймит "инструтора Саблина, во время учебных стрельб палившего из револьвера по лягушкам и другим земноводным". Многое может зацепить комсорг. Но Астру пусть лучше не трогает.
Под вечер я вышел проводить Варю. Тележка с поддатым конюхом ждала меня аккурат за мостом, и, обнявшись с Варей, мы всю дорогу слушали россказни лихого возницы.
- Товарищ Сталин что говорит? Социализм, говорит, построен, значит, будем дальше двигать. В коммуне остановка. Да ты рассуди, - толкал меня в бок радостный конюх. - Трудодни сейчас богатые. Верка моя чучелом ходила скоко лет, а теперь! Женился-то я в тридцать втором, с действительной пришел и сразу, думаю, Маню заарканю. А житуха тогда была... - Лешка замотал головой, схватившись за челюсть. - Ни боже помоги. Когда на Волховстрой по трудмобилизации щебень возил, думал, ноги протянем. Гэсу эту долго еще до ума доводили. Ага. На другой год полегче, потом еще, еще. Радиоточку соорудили. В сельпо тебе нитки-пуговицы, ситец-диагональ, покупай, чего душа захочет. Народ, понимаешь, все больше в сапогах стал ходить, едрена матрена. А недавно транда моя - в Питер, говорит, поеду. Поехала. - Лешка раззявил пасть и заржал так громко, что испугался даже конь Бадул. - Накупила помады всякой. Оделась в эту беретку - ну дура дурой. Обиделась... Вы, говорит, Алексей Фомич, в культурном плане человек сильно отставший. Я все, понимаешь, гы-гы да га-га, а потом глядь - вроде как и не она. Такая бабенка, знаешь!
- Какая?
- Ну, такая...
Культурно отставший Алексей Фомич вылепил руками из воздуха нечто объемное и для наглядности покрутил низом туловища.
- И ведь что главное. Видит она мое мужчинское смушчение и давай жать. Надо, говорит, стул купить городской и у окна его поставить; вон там этажерку для книжных изданий, а в углу патефон. Я, мол, приглядела не очень дорогой в магазине Ленмузтреста. Лешка зыркнул по сторонам и сказал тихо:
- А цена ему сто шестьдесят рубликов, понял? Сто шестьдесят!
- Ну так и что? Зато поставишь трубу - и слушай.
- Да. Взял и поставил! - Конюх закричал обиженно. - А компостовать на какие шиши я буду!
- Ну, это я не знаю.
- Вот и молчи тогда. Патефона им захотелось.
Алексей Фомич перебрался на другой бок телеги, будто не желая сидеть рядом с человеком, вздумавшим разорить его приобретением патефона. Он шлепал кнутом ленивого мерина и гундел: