Выбрать главу

Мне приснился сегодня странный сон. По правде говоря, это именно он разбудил меня. Я помню только кусочек из этого сна, обрывок, который ничего не говорит мне. Молчаливый бесполезный отрывок.

Мне приснился гроб. Гроб, который опускали в землю. А я стояла над разверстой могилой и смотрела вниз. В руке я сжимала землю, которую должна была бросить на крышку в традиционном прощальном жесте. Но я не смогла этого сделать, я вдруг разрыдалась и упала на колени. Мои пальцы разжались, и земля посыпалась сквозь них. Я коснулась пальцами лица, пытаясь вытереть слезы и спрятаться от всего мира, от всех людей, что стояли там рядом со мной. Мне хотелось, чтобы никого из них не было, чтобы осталась только я и этот гроб. Я терла свое лицо, земля смешалась со слезами и размазалась по щекам, попала в рот и хрустела на зубах. Еще мгновение, и я упала бы в эту могилу, но чьи-то руки схватили меня, оттаскивая назад. И в этот момент я проснулась.

Сон был такой жуткий и такой реальный, что мне потребовалось время, чтобы сообразить, что я нахожусь на маяке и что сама я давно умерла. Лоб мой покрылся ледяной испариной, я выпила целый стакан воды и выбралась на балкон, где лютый холод привел меня в чувство и помог успокоиться.

Кто был в том гробу? Я не знаю этого и возможно никогда не узнаю. Знаю только, что последняя песня, которую я написала, была об этом человеке. Он умер, я умерла. Я забыла его. Но боль от этой потери продолжает терзать меня.

Мне так хочется побыть сегодня одной. Подумать обо всем. И так некстати приедет этот «гость», черт бы его побрал! Мне не нужен никто. Я устала от страданий еще при жизни. Я хочу просто побыть одна.

========== Чарли и Тэсс. Осколок № 34 ==========

Обычно все истории начинаются с начала. Но наша история начнется с конца. Во всяком случае, люди привыкли видеть в смерти конец. Это глупо. После смерти жизнь только начинается.

Если вам угодно, то жизнь – это черновик, проба пера. Нет, это вовсе не значит, что у вас появится возможность прожить ее заново, совсем нет. Просто после смерти у вас появится возможность проанализировать свою жизнь и исправить кое-какие ошибки. Короче, после смерти вам будет чем заняться. Отправляясь в жизнь, вы отправляетесь в увлекательное путешествие, купив перед этим путевку на определенный срок. Истекает срок действия путевки – и вам пора возвращаться домой. Многие относятся к жизни слишком серьезно и слишком дорожат ею, ошибочно полагая, что после нее не будет ничего. Это все равно что посчитать свои недельные каникулы в Риме всей своей жизнью. Словно до Рима вас не было и после Рима вас тоже не будет. Нет, вы просто вернетесь из Рима домой с новыми впечатлениями и будете еще долго вспоминать путешествие, прокручивая в голове те или иные его моменты. То же самое и с вашей жизнью. Вы путешествуете по ней. Но вы всегда возвращаетесь. И это хорошо.

Посмотрите на Чарли. Ее путешествие уже закончилось. Однако домой она еще не вернулась. Как если бы она прилетела в родной город, но так и осталась сидеть в аэропорту. Словно бы аэропорт представлялся ей единственно безопасным местом, и она не хотела бы покидать эту зону комфорта. Она еще не дома, но она даже не знает об этом. Ее путешествие было таким ужасным, что она предпочла его забыть. Но забыв путешествие, она забыла и о доме. И если она не вспомнит свое путешествие, она не сможет вспомнить и то, куда должна вернуться.

Сегодня Чарли должна зажечь маяк. Она осветит путь морскому судну, но сама так и останется блуждать во мраке. Ее собственный маяк потух и некому пока зажечь его. Поэтому Чарли обречена ходить в темноте наощупь.

Но обо всем по порядку.

С самого утра Чарли была нервной и раздражительной. Тот сон действительно взволновал ее. Кроме того, ее волновала предстоящая встреча с гостем, как называл его Джозеф. Чарли не находила себе места, она даже не могла играть на гитаре. Все вокруг вызывало у нее приступы бешенства. Поэтому весь день она бродила по берегу, пиная камни и ракушки. На закате Чарли немного успокоилась и, проводив солнце за горизонт, поднялась в маячную комнату. Дождавшись девяти, она опустила рычаг, включающий лампу. Она долго смотрела, как лампа разгорается, смотрела столько, сколько позволяли глаза. Чарли очень любила этот момент, хоть никогда и не призналась бы себе в этом. Любила смотреть, как пламя в лампе из тускло-желтого превращается в ослепительно-белое, такое яркое, что глаза начинают болеть и потом еще минуту ничего не видят. Но когда загоралась эта лампа, Чарли начинало казаться, что внутри нее оживает нечто. Это нечто будоражило ее до такой степени, что ей мерещилось, будто ее мертвое сердце бьется снова. В какой-то степени так и было.

Когда Чарли убедилась, что лампа разгорелась на полную мощность, она вышла на балкон, наблюдая за прожектором, чей длинный желтый луч упирался в море и терялся в нем. На улице стало совсем холодно, и, прежде чем спуститься вниз, Чарли надела длинную теплую кофту, укутавшись в нее как в плед. Также она взяла с собой целую пачку сигарет. Неизвестно, сколько ей придется ждать. Вредные привычки бывают так привязчивы, что даже после смерти многим не удается от них избавиться.

Чарли подошла к самому берегу, к границе мокрого и сухого песка. Вода лизнула носки ее ботинок, но Чарли не отступила. Она подняла голову и вглядывалась в морскую даль, такую черную, словно вода вдруг обратилась в чернила. На небе не горело ни одной звезды, и если бы не маяк, который Чарли зажгла, вряд ли Тэсс и Джозеф нашли бы путь.

Чарли хмурилась и курила. Облачка дыма растворялись в холодном сыром воздухе, словно призраки. Руки Чарли подрагивали, но не от холода. Она в самом деле нервничала. Кого принесет ей море? Почему ей не все равно? Она привыкла жить почти без эмоций, а потом в ее жизнь начали врываться клочки воспоминаний и сны, потом она написала эту песню, начала плакать так, словно из нее выдирали душу. А теперь она ждет человека, которого должен переправить старик, ждет его с ледяным сердцем, с трясущимися руками и обкусанными губами. Она определенно спятила.

Время шло невероятно медленно. Кто там говорит, что для мертвых время проходит незаметно? Как бы не так. Вся жизнь Чарли пролетела быстрее, чем эти часы, что она провела на берегу. Она замерзла, она обошла берег не меньше сотни раз, ее тошнило от сигарет. Но около одиннадцати, когда она готова была плюнуть на все и вернуться в маячную комнату, она увидела белую точку, колышущуюся на волнах. Это была лодка! Чарли побежала навстречу, волны промочили ее ботинки насквозь, но она этого даже не заметила, вся превратившись в зрение.

Точка приближалась, обретая очертания судна. Так вот как это выглядит со стороны. Девять месяцев и две недели назад Чарли тоже была в этой лодке, болтающейся из стороны в сторону в холодной воде. Тогда она впервые увидела свет маяка и остров, но Чарли не помнила, испытала ли она при этом какие-то чувства. Вряд ли младенец, впервые видящий этот мир, чувствует что-либо.

Она гадала, каково должно быть сейчас этому незнакомцу в лодке. Страшно ли ему? Одно она знала точно – старик вряд ли обеспечил этому человеку теплый прием.

А вот и старик. Чарли отчетливо увидела его фигуру, сгорбившуюся на корме. Поразительно, как такой древний старик может с такой силой налегать на весла. Ах да, он же мертвый. Это все объясняет.

Чарли пыталась рассмотреть, кто сидит за спиной Джозефа, но как бы она ни вглядывалась, ничего не было видно. На мгновение ее даже посетила безумная мысль – старик приплыл один. И чем ближе лодка подплывала к берегу, тем менее безумной Чарли казалась эта мысль. В лодке действительно никого не было! Если бы там кто-то был, она давно бы уже заметила его… или нет…

За спиной старика кто-то пошевелился, а потом лодка повернулась так, что Чарли смогла наконец увидеть пассажира. Не удивительно, что она не замечала его раньше, ведь это была совсем юная девочка!

Губы Чарли приоткрылись, и она испустила какой-то невнятный шипящий звук. Ее вечно невозмутимое лицо выражало крайнее удивление. Девочке, сидящей в лодке, было лет двенадцать на вид. В этом было что-то неправильное, но Чарли никак не могла понять, что. А потом до нее дошло. На острове ведь не было детей! Был только один парень, уже подросток семнадцати лет.