И Чарли понимала. Она знала, как мучительно тяжело встречаться с человеком, который не уверен в своей ориентации. Каждый день ты невольно задаешься вопросом, а не станет ли этот день вашим последним?
В тот вечер они еще немного поговорили о бисексуальности Льюиса, и Ричард, превозмогая смущение, даже рассказал Чарли о том, что в сексе у них пока все замечательно. И что это единственное, что его успокаивает. А Чарли в ответ пошутила, что если уж Льюиса все устраивает в сексе, то бояться точно нечего, потому что для Льюиса хороший секс – самое главное.
Однако после того разговора червь сомнения поселился у Чарли где-то под сердцем. И теперь, всякий раз, когда она смотрела на Льюиса и Ричарда вместе, она старалась разглядеть тревожные сигналы, которые Ричард из-за своей влюбленности мог не заметить. Но она ничего не видела. Льюис был влюблен и счастлив. Он не стеснялся обнимать Ричарда, не стеснялся быть с ним нежным, не стеснялся показать свою слабость и уязвимость. В то время Чарли поверила, что Льюис – особенный человек, идеальная пара для Ричарда. Иногда она даже завидовала им, потому что бывали моменты, когда эти двое напоминали ей о том человеке, с которым она когда-то была вот так же просто и безыскусно счастлива.
Со временем Чарли успокоилась и перестала высматривать в Льюисе врага, который мог стать угрозой для счастья ее друга. Ее собственные отношения с Льюисом как-то незаметно изменились. Они больше не болтали непринужденно о сексе, потому что Льюис уже не мог говорить об этом без смущения.
«Он просто влюблен, - подумала Чарли со смешанным чувством легкой досады и радости за друзей. – Конечно, теперь он не станет обсуждать свою интимную жизнь со мной, и это естественно».
Но недостаток разговоров о сексе Чарли вполне могла пережить, для нее главным было, чтобы роман Льюиса и Ричарда не оказывал негативного влияния на творческую атмосферу их группы. Напротив, Чарли отметила, что и Льюис, и Ричард стали работать лучше. А у Льюиса даже проявились скрытые таланты.
Это произошло как-то утром, когда Льюис остался ночевать в их с Ричардом квартире. Утром Чарли пошла в душ и обнаружила, что он занят Льюисом. Выругавшись, Чарли уже собралась уйти обратно в спальню, когда вдруг услышала за шумом воды пение. И возможно, Чарли бы и на это не обратила внимания, в конце концов, многие же поют в душе, ведь так? Но Льюис пел ее песню. И что-то заставило Чарли остановиться и послушать. Несколько секунд такое «качество звука» ее вполне устраивало, но потом ей захотелось услышать песню громче, и она, как всегда плюнув на приличия, открыла дверь и зашла в ванную.
Льюис пел за занавеской, пар валил в разные стороны, а вода по-прежнему противно шумела. И тут Чарли не выдержала и громко сказала:
- Эй, Льюис, ты не мог бы выключить воду, но продолжить петь, а?
Льюис вскрикнул от испуга, выключил воду, и через секунду из-за занавески высунулось его красное то ли от жары, то ли от гнева и смущения лицо:
- Мать твою, Чарли! Какого черта ты тут делаешь?! Ты напугала меня до смерти!
- Ой, да брось… - Чарли нетерпеливо махнула рукой.
- Чеши давай отсюда, я тут голый между прочим!
- Расслабься. Смотреть на твои причиндалы у меня нет ни малейшего желания. Я прошу тебя всего лишь снова напеть ту песню. Ну, давай же!
- Нет, ты точно рехнулась с утра пораньше! – Льюис снова выругался, но занавеску все же закрыл и продолжил петь. Когда песня закончилась, Льюис сказал: - Ты в курсе, что я чувствую себя полным идиотом? И еще мне холодно!
- Ты не идиот, ты просто засранец! – воскликнула Чарли. Она улыбалась. – Почему ты скрывал, что так хорошо поешь?
- Ну… может, потому, что не так уж хорошо, - Льюис вздохнул. – Мне стыдно было петь при тебе. Ведь ты поешь, как… как…
- С этого дня ты будешь на бэк-вокале! – заявила Чарли, прерывая поток самоуничижительных реплик Льюиса.
- Что?! – Льюис снова высунул свое лицо из-за занавески.
- Я давно подумывала о том, что неплохо было бы, если бы в некоторых песнях мне подпевал бэк-вокалист. У Ричарда тоже хороший голос, но недостаточно сильный для уровня нашей группы. А вот ты мог бы. Нет. Ты будешь. Понял меня?
- Д-да… - пробормотал Льюис.
В тот же день Чарли переписала некоторые свои старые и новые песни под Льюиса. Льюис стал прекрасным бэк-вокалистом, а The Four Of Spades поднялись еще на ступеньку выше.
*
Через два месяца после инцидента в ванной Ричард постучал в комнату Чарли с просьбой поговорить. По его лицу Чарли сразу поняла, что на этот разговор ему нелегко было решиться.
- В последнее время Льюис очень часто у нас бывает… - вздохнул Ричард. – Мы почти живем втроем. Ты, должно быть, уже устала от этого?
- Конечно. Мне надоело, что по утрам он занимает ванную, - проворчала Чарли. Она еще не понимала, куда Ричард клонит, а если бы понимала, наверняка ответила бы иначе.
- Вчера мы с Льюисом поговорили об этом… - осторожно продолжал Ричард.
- Правда? И он пообещал мыться быстрее?
- Нет. Он предложил мне переехать к нему.
- Переехать? – эхом повторила Чарли, словно слышала это слово впервые.
- Я сам понимаю, что, возможно, мы слишком торопимся… Но мы оба на самом деле этого хотим. Да и тебе так было бы лучше. Мы с Льюисом больше не мешали бы твоим свиданиям.
«Не нужно решать за меня, что будет для меня лучше», - с обидой подумала Чарли. Она опустила голову, даже не пытаясь скрыть, что это решение Ричарда ее расстроило.
- Но если ты против, если ты не хочешь этого, то я останусь! – поспешно добавил Ричард.
- Нет, ну что ты. Делай как хочешь. Я не собираюсь вставать между вами.
- Ты правда не против?
- Правда, - Чарли кивнула.
«В конце концов, почему я должна препятствовать его личной жизни? – подумала Чарли. – Если сама я одинока, это не значит, что Ричард не может быть с человеком, которого так долго любил. Но, Господи… почему же мне так тяжело отпустить его?».
На следующий же день Ричард собрал свои вещи, погрузил их в машину Льюиса и уехал. Они звали Чарли вместе с собой – отпраздновать новоселье, но она отказалась.
Вместо этого она весь вечер слонялась по квартире, которая теперь казалась ей огромной. А потом зашла в опустевшую комнату Ричарда, легла на его кровать, обняла его подушку и уснула.
========== 10 месяцев и 13 дней ==========
Со мной опять творится какая-то хрень. Ну почему? Только я начинаю немного успокаиваться, отрешившись от собственных проблем, как они снова возвращаются и с новой силой вгрызаются мне в душу. Что же все-таки со мной не так? Я начинаю ощущать себя какой-то ущербной, неполноценной.
Вчера, когда Тэсс спала, а я закончила свою запись в дневнике, я села на край кровати и какое-то время смотрела на девочку. Мне нравилось смотреть, какое спокойное лицо у нее во сне. В последние дни ее лицо либо грустное, либо испуганное и встревоженное. Но во сне морщинки печали и страдания разглаживаются, и Тэсс снова превращается в юную девочку, у которой столько всего могло бы быть впереди.
Ее рука лежала на том месте, где обычно спала я. И я не удержалась и накрыла ее своей ладонью. Я ни за что не прикоснулась бы к ней первой днем, но ночью, когда она спала, я преодолела свою вечную скованность. Я просто держала ее за руку и смотрела, как она спит. А потом что-то зашевелилось внутри меня…
Какое-то воспоминание. Неявное, отрывистое, нечеткое. Я не видела образов, вместо них в голове всплывали какие-то слова, которые складывались в четверостишия, а вслед за ними начала приходить и музыка. Я вспоминала какую-то свою песню, написанную при жизни.
Эта песня связана со сном… Нет, как-то я коряво выражаюсь, но мне неловко даже писать об этом. Я убеждена, что посвятила эту песню своей девушке. Той же девушке, какой была посвящена песня Best Of Me. Только эта песня была печальной, рвущей душу, и я поспешно отдернула руку от Тэсс, чтобы прекратить поток воспоминаний.
Но, конечно же, это не помогло. Это всегда так. Как пойдет поток, так хрен его остановишь. Осколки памяти словно врезаются в мозг своими острыми краями, и это причиняет невыносимую боль. И хочется либо вспомнить все, чтобы унять ее поскорее, либо остановить поток вовсе и больше никогда не возвращаться к этому. Но не получается. Не получается ни то, ни другое. Не выходит вспомнить все до конца и остановить память не выходит тоже. И я так и остаюсь где-то посередине с этой болью в голове. Со временем она превращается из боли в нестерпимый зуд – такой, что не знаешь, куда бежать и что вообще делать. Не находишь себе места и мечешься, как стриж в неволе.