Сказав это, Чарли тут же устыдилась своей грубости, но Тэсс, кажется, даже не обратила на нее внимания. В ее лице и в ее голосе ничего не изменилось.
- В этой песне ты была настоящей. Почему ты не хочешь быть настоящей в реальности? От чего ты прячешься?
Чарли открыла рот, но так и не смогла придумать достойного ответа. Но Тэсс ее ответ словно и не требовался. Она просто подошла и села на камень рядом. Чарли заметила, что девочка переоделась в новое зеленое платье. Оно очень шло к ее глазам и волосам, которые Тэсс собрала в нетугой хвостик. Чарли вдруг подумала, что Тэсс стала намного более уверенной после того, как вспомнила, кем была при жизни. К ней словно вернулась некая утраченная часть, и Тэсс больше не ощущала того волнения и тоски.
- Но я могу понять, почему ты не хочешь вспоминать свою жизнь и покидать этот остров. Здесь действительно очень красиво, - Тэсс всматривалась вдаль, ее рыжие волосы стали почти красными от багряных солнечных лучей.
- Я… - Чарли вздохнула. Она могла бы накричать на девочку и приказать ей не лезть не в свое дело. Но почему-то она не находила в себе сил сделать это. – Я просто не вижу смысла вспоминать свою жизнь. Ведь если я забыла ее, значит, это к лучшему. Значит, моя жизнь не принесла мне ничего хорошего.
- Возможно, - согласилась Тэсс. – Мы обе забыли нечто, причинившее нам боль. Но я думаю, что мы не должны бежать от этого. Эта боль – часть нас самих, без нее мы – это не мы, это кто-то другой. Кто-то испуганный и прячущийся. Вместе с болью мы забыли и самые счастливые моменты. Забыли людей, которых любили и которые любили нас. Тот человек, о котором ты поешь в своей песне, разве ты не хочешь вспомнить его?
Чарли закрыла глаза. Ее веки дрожали.
- Откуда ты знаешь, что этот человек реален? Даже я этого не знаю. Возможно, это просто выдуманный герой моей песни.
- Он реален, - произнесла Тэсс будничным тоном, словно это было самой очевидной в мире вещью. – Так же реален, как то, что мы сидим здесь и смотрим на солнце. Но ты его боишься. Потому что он причинил тебе боль.
- Или… я причинила ему боль. Скорее этот вариант.
- Возможно, это чувство вины, - предположила Тэсс. – Ты стремишься забыть это, потому что именно чувство вины причиняет нам обычно наиболее сильную боль.
- Ты уверена, что была балериной? – вспылила вдруг Чарли. – Может, ты была психологом?!
- Нет, - Тэсс покачала головой, оставаясь все такой же невозмутимой. – Я не могла быть психологом. Я умерла в тринадцать лет.
Чарли тяжело вздохнула.
- Как бы там ни было, но я сама разберусь со своим прошлым. А ты разбирайся со своим. У тебя, похоже, тоже все не так уж гладко.
- Я разберусь, - сказала Тэсс так, словно это тоже было естественной вещью, вопросом времени. – А песня у тебя в самом деле потрясающая. Она шла от сердца.
С этими словами Тэсс поднялась и двинулась вдоль берега, оставив Чарли в полном недоумении.
«Не хватало только, чтобы всякие малявки учили меня, как нужно себя вести, как мне чувствовать! - подумала Чарли. – Да что она вообще может знать о любви и потерях! Ей было всего тринадцать! Вряд ли такая зелень успела потерять кого-то!».
Охваченная злостью, Чарли и сама не заметила, как наконец-то призналась себе в том, что ее песня действительно о человеке, которого она любила и потеряла. И что ее действительно мучает чувство вины.
========== 9 месяцев и 18 дней ==========
Не побоюсь этого громкого заявления, но то, что я увидела сегодня, потрясло меня до глубины души. Меня потрясла Тэсс. Не думала, что хоть один человек в этом мире способен так удивить меня.
После нашего вчерашнего разговора на камнях я немного злилась на нее. Поэтому утром я не торопилась спускаться к завтраку. Мне было плевать на то, что девочка на острове только второй день. Мне казалось, что моя помощь ей не нужна, потому что Тэсс уже освоилась лучше меня и лезет ко мне с советами.
Я просто ненавижу, когда ко мне лезут с советами! Возможно, это слишком часто случалось со мной при жизни. Или просто у меня такой ужасный характер, что я прихожу в бешенство, стоит только кому-нибудь возомнить, будто он разбирается в моей жизни лучше меня. Как бы там ни было, я злилась на Тэсс. Я не хотела разговаривать с ней, потому что боялась, что она снова заведет свою волынку, и тогда я уже точно не смогу оставаться вежливой.
Поэтому, когда я проснулась, я первым делом вышла на балкон, накинув на плечи теплую кофту. Меня тут же сковало холодом, дыхание застыло в груди, словно я окончательно и бесповоротно умерла. Я подошла к перилам и перегнулась через них, глядя вниз, на воду.
И тут у меня отвисла челюсть. Я прищурилась изо всех сил, но это не мог быть обман зрения. Там внизу, в воде, была Тэсс! В одном легком платье она танцевала в воде. Ее ботинки валялись на песке, а их хозяйка танцевала, забыв обо всем. Я видела, как волны накатывают на нее, бьют по коленкам и мочат подол платья.
Я тут же ринулась вниз. Я намеревалась наорать на нее, и плевать, что подумает об этом Джозеф. Ну и что, что она не может простудиться, но зачем она в такой холод танцует в воде?!
Никогда еще я не бегала по винтовой лестнице так быстро. Я злилась, что не могу летать, как все нормальные призраки. В конце концов, я чего-то другого ожидала от загробной жизни. Чего-то менее земного.
Я выскочила на берег, и порыв ветра едва не сбил меня с ног. Воздух снова закончился в моей груди, и я остановилась в беспомощности. Тэсс не замечала меня, поглощенная танцем, а я не могла сдвинуться с места. Я смотрела на нее. Я собиралась накричать на нее, но вместо этого стояла недвижимая, стояла и просто смотрела, как она порхает над волнами, словно у нее выросли крылья. Словно она была маленькой яркой бабочкой посреди этого холодного серого утра.
Она поднимала вверх руки, и ее тонкие запястья скрещивались, а кисти изящно замирали. Она кружилась на одной ножке, высоко поднимая вторую. Ее платье развевалось на ветру, подобно тончайшим крыльям. Ее глаза были закрыты, а на лице застыло выражение мучительной тоски. Она металась. Ее танец становился все быстрее, все надрывнее. Она была похожа на пойманную птичку, которая умирала в неволе.
А я все смотрела и смотрела, как она кружится, как взлетают ее руки, как взлетает ее платье, как волны накатывают на ее голые коленки, как тоскует ее душа. Я знала, ей очень холодно, но она не чувствует этого или ей просто все равно. Она мертва. Ее память, ее мечты мертвы. Она танцует на пустой сцене мертвого театра, а я – ее единственный случайный зритель.
И вдруг я заплакала. Слезы потекли по моим щекам, а из груди рвалось рыдание, и я зажала рот ладонью, чтобы оно не прорвалось и не обнаружило мое присутствие. И я побежала. Я забежала в маяк и плотно закрыла за собой дверь, а потом рухнула на колени у подножия лестницы. Эти неконтролируемые слезы стали для меня полной неожиданностью, как тот сон, в котором я рыдала на чьей-то могиле. Сейчас я рыдала точно так же, но даже не понимала, почему! Танец Тэсс обладал невыносимой гипнотической красотой, но неужели только он выбил у меня почву из-под ног? Неужели один лишь танец способен был вызвать у меня истерику?
Что происходит со мной? Что со мной творится, черт побери? Почему я ни с того ни с сего начинаю вдруг ощущать такую боль, словно кто-то невидимый одну за другой ломает все мои кости?
Я не хочу больше чувствовать это. Я устала. Я так устала…
========== Тэсс. Осколок № 23 ==========
Тэсс осознала, что замерзла, когда подол ее платья промок насквозь. Но она все равно закончила свой танец, представляя, что сотни зрителей смотрят на нее из зала. А когда она остановилась, то вместо аплодисментов на нее обрушилась тишина. Только волны разбивались у ее ног. Тэсс опустила голову и посмотрела на свои мертвенно-белые ступни. Они даже не покраснели от холода.
Тэсс надеялась, что танец вернет ей клочки памяти, но этого не случилось. Она помнила лишь свои ощущения на сцене. Слабые смутные отголоски ощущений, шелест оваций, яркие пятна прожекторов, слепящие глаза, стойкий запах мыла от своей пачки, скрип пуант по гладкому паркету. Она помнила балетный класс. Помнила свое отражение в зеркале. На ней был черный тренировочный костюм и теплые белые гетры. Преподавательница постучала палкой по ее спине, чтобы Тэсс сильнее распрямила лопатки. Тэсс пыталась вспомнить лицо своей учительницы, но оно расплывалось, как и лица других девочек в классе. Только свое отражение Тэсс видела четко. Ее густые волосы были собраны в высокий пучок и стянуты белой резинкой. Она помнила, каких трудов ей стоило соорудить такую прическу из своих непослушных волос.