Я повернулась, игриво улыбаясь, обвила руками его шею и, едва касаясь уха, прошептала с придыханием:
— К черту все…я хочу быть счастливой.
Он подхватил меня на руки и понес вверх по лестнице.
Каждое его прикосновение было пропитано нежностью. Он смаковал меня словно редкий десерт, пытаясь разгадать ингредиенты, и никуда не спешил, покрывая поцелуями каждый сантиметр моего тела, а мне хотелось одного — слиться с ним воедино, раствориться в нем, как сахар. Я отвечала на его ласки, мне хотелось обладать этим мужчиной равно, как и принадлежать ему. На секунду отстранившись, он прохрипел севшим голосом:
— Скажи, чего ты хочешь…
— Я хочу тебя, — шептала я.
— Громче! — приказал Бессонов, играя языком моими сосками, что возносило меня к вершине блаженства, и я закричала, чтобы ни у него, ни у кого в радиусе ста километров не возникло сомнений:
— Возьми меня!
На этот раз он не стал уточнять детали. Я почувствовала, как его плоть заполняет лоно, приводя меня в состояние эйфории.
— Смотри мне в глаза! Я хочу, чтобы ты меня видела! — он сжал мое горло так, что мне пришлось их открыть инстинктивно.
И я смотрела, смотрела в эти бездонные черные озера, полные неистового огня, готовые испепелить меня, если я вдруг отступлю, и каждый раз, когда я закатывала глаза, от удовольствия, он сдавливал мою шею с новой силой:
— Я сказал, смотри на меня!
Словно боялся, что закрыв глаза я представлю себя с кем-нибудь другим, для него было важным, чтоб я не теряла связь с реальностью. Но я ее потеряла, давно. Обхватив его торс ногами, я сжала их, заставляя его войти как можно глубже.
— Глеб… — я знала, что он хочет слышать свое имя, но еще больше мне хотелось его произносить.
Он впился в мои губы своими, я ответила, неистово царапая его спину, оставляя обжигающие следы. Я прикрыла веки, не в силах больше наблюдать за происходящим: грязной, пошлой страстью, которой хотелось предаваться снова и снова.
— Ты моя! — его тело обмякло, и он рухнул на меня тяжело дыша. — Никто этого не изменит.
Я давно проснулась, но не спешила открывать глаза. Боже, какая я идиотка! Бегать по свету столько лет, чтоб в итоге вновь оказаться в его объятиях. Стоило признать, это была лучшая ночь за эти самые «столько лет». Глеб прижал меня к себе крепче и, сделав глубокий вдох, уткнулся в мою шею и сказал полушепотом:
— Я знаю, что ты не спишь. И знаю, о чем ты сейчас думаешь.
— О чем же? — спросила я, — запрокидывая голову вверх, тем самым открывая доступ к самым чувствительным участкам тела.
— Что-то вроде «Как я могла?! Что мне теперь делать?!Как открыть глаза, чтоб не сгореть со стыда!» — шептал, спускаясь ниже.
Я, постанывая, открыла глаза и улыбнулась, он поднял голову и наши взгляды встретились:
— Говори, — сказал требовательно.
— Не скажу! — рассмеялась я, бросая вызов.
— Скажешь, — зарычал Бессонов и одним движением перевернул меня так, что я оказалась сверху.
— Глеб, — я постаралась придать своему лицо серьезное выражение, — Это было…ошибкой!
— Не правильный ответ
После непродолжительной борьбы, когда изнемогая от желания, я стонала и извивалась, он повторил:
— Говори!
— Глеб…я тебя люблю… — кричала я, царапая его спину.
— Еще!
— Я хочу быть твоей…только твоей…
Разум окончательно покинул меня, и в минуты наибольшего наслаждения я без умолка шептала ему то, что он так хотел слышать. Это было правдой. Вот так вот забыть обо всем, что стояло между нами непроходимой стеной, отдавать целиком и брать без остатка — это и было моим самым заветным желанием.
Мы лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь мгновением.
— Дай угадаю, сейчас ты коришь себя еще больше, — сказала он, поглаживая меня по голове.
— За что? Признания, полученные под пытками… — улыбнулась я.
— Под сладкими пытками. Я просил неделю. Имелось в виду, что ты будешь наслаждаться, а не заниматься самобичеванием.
— Во-первых, никто не говорил, что всю неделю мы проведем в постели, во-вторых, — я приподнялась на локте, и, глядя ему в глаза продолжила, — Я не хочу неделю. Я хочу всю жизнь. Я хочу принадлежать тебе целиком и полностью и хочу, чтобы ты так же принадлежал мне. К черту все, что было. Я хочу начать с чистого листа. Только ты и я! — по мере того, как я говорила, его глаза лезли на лоб, — Я люблю тебя, Глеб. Я устала бороться с собой и с тобой. Но есть куча проблем. Одна из них: ты мне уже не веришь. Я говорю, а ты напряженно анализируешь и ищешь подвох.
— Да, ты была права. Забыть все, что было сложно, поэтому, зная тебя, я жду, когда ты выставишь свои условия.
— Нет никаких условий, — вздохнула я.
— Знаешь, что ты пахнешь счастьем?
— Счастье пахнет молоком. Мы никогда не почувствуем его запах. Но это и твой крест тоже, — говоря это, я смотрела куда-то ему за плечо, не в силах смириться с тем, что лежу в объятиях своего палача.
— Все решаемо, милая. Даже это. Если ты готова все забыть, я буду носить тебя на руках всю оставшуюся жизнь.
— Да.
Несколько дней мы не выбирались из постели. Я запретила себе думать о прошлом, и была счастлива, как когда-то давно, когда Глеб сделал мне предложение. К сожалению, выходные заканчиваются, и он должен был меня покинуть. Мне так не хотелось с ним расставаться даже на минутку. Казалось, как только он ступит за порог, вся дымка счастья, окутавшая, наши отношения улетучится.
— Что с тобой, Детка? Ты будто меня хоронишь, — сказал он, прижав меня к себе.
— У меня плохое предчувствие, не хочу оставаться одна.
— Давай я отвезу тебя в центр, займешься шоппингом. Скоро отправимся в путешествие, надо обновить гардероб.
— Путешествие? Ух, ты! — я попробовала улыбнуться, вышло не очень.
Глеб высадил меня у торгового центра, и я отправилась по магазинам, без всякого желания что-либо покупать.
Глава 15. Второй круг ада
Я продолжала бесцельно бродить по бутикам, только теперь с ощущением, что некто дышит мне в затылок. Потратив около часа на то, чтобы вычислить преследователя, я пришла к выводу, что у меня паранойя. В конце концов, глупо надеяться, что Глеб мне доверяет. Он вполне мог приставить своих людей. Так ничего и, не купив, я села пообедать в кафетерии. Достала зеркальце и изучила публику сзади, поймав себя на мысли, что чувство тревоги не отступает, я покинула торговый центр. Пересекла проезжую часть, свернула во дворы, немного поплутала, но так никого и, не обнаружив, решила выйти к проспекту.
Паника достигла своего апогея, я пустилась бежать, когда черный джип со скрежетом затормозил у тротуара, но бег, к сожалению, не был моей сильной стороной. Два амбала схватив меня, скрутили мне руки за спиной, и, надев черный мешок на голову затолкали в машину. Оказавшись зажатой между двух головорезов, с мешком на голове, я жадно хватала воздух, но мое единственное легкое не справлялось, и я потеряла сознание.
Очнулась я от хлынувшего потока холодной воды, попыталась пошевелиться, но безуспешно: руки были привязаны к спинке стула, на котором я сидела, ноги тоже были связаны. Передо мной стоял мужчина, крепкого телосложения, бритый наголо, он терпеливо ждал, пока я осмотрюсь по сторонам. Это был подвал. Большое помещение, бетонные стены, и судя по тому, что мне не заклеили рот, орать можно сколько угодно — никто не услышит.
— Вы совершили ошибку, — сказала я.
— Давай, вместе ее исправим, — хохотнул он и продолжил, — Ты расскажешь нам, где Хантер, и мы тебя отпустим на все четыре стороны.
Я вспомнила, как выглядел труп Кучерова и тошнота подкатила к горлу.
— Убит, при задержании.
Здоровяк подошел и со всей силы ударил в солнечное сплетение, я бы согнулась пополам, если б не была туго привязана к стулу.