— Чего?
— Что насильно мил не будешь.
До меня начало с ужасом все доходить. Я будто прозрела, открыла глаза после долгого сна, начала здраво мыслить, и много страшных пугающих мыслей одним ударом обрушилось на мою голову, что я с трудом смогла разобрать каждую.
Все это время я не любила их, это не была влюбленность, это дурман, ложь, обман, я просто опьянела от силы этой связи душ, я просто потеряла над всем этим контроль...Я потеряла саму себя, свою личность. Меня трясло, слезы горькими ручьями лились по щекам, падали папе на плечо, а я все плакала, плакала, ощущая, как из глубин души просыпалась ненависть к самой себе.
Я убила Барбару.
Я убила отца Наташи.
Я убила Анестониан.
Я позволила умереть Эрнасту.
Я оплакивала смерть Гардоса.
Сколько ужасов я совершила. А все из-за того, что я потеряла голову. Надо было с этим бороться. Надо было контролировать себя, стремиться идти к свету, не дать тьме упасть в ее объятия...но я...сломалась.
Я возненавидела саму себя. Это я должна была взорваться от разорванных конечностей, а не Барбара. Это я должна была умереть от ножевых ранений, а не король Райнард. Это я должна была упасть замертво, а не Анестониан. Это я должна была разорваться по кускам, а не Эрнаст...и тот меч, который пронзил Арктура насквозь, должен был прикончить в ответ и меня.
Как мне дальше жить с этим? Жить, зная, сколько ужасов произошло из-за меня? По моей воле? Да это даже не была воля...я реально стала марионеткой. Марионеткой, которой пользовались во всех смыслах.
— Папа, но ты был с Ионом…а он убил нашу маму…
Отец судорожно вздохнул, будто прогонял с себя порыв слез и горько добавил:
— Он преследовал меня, так как хотел связаться со Стражами. Я спрятался, чтобы обезопасить вас, но я не знал, что он был настолько коварен и целеустремлен и что он обманом захватит нашу семью. Сейчас мне пришлось быть с ним, чтобы вернуть тебя, вернуть мир, я пошел на это из-за отчаяния, ведь думал, что Ион сможет их остановить…
Я мрачно вздохнула, ощущая, как ужас плотно связывал мне горло. Ведь я все это время скучала по папе, хотела увидеть его и встретилась в совершенно неподходящем месте…А папа чмокнул меня в висок и добавил:
— Беатрис, ты молодец. Теперь все будет хорошо…
Но слова папы никак не могли утихнуть тот огонь ненависти, который бурлил в груди.
Боковым зрением я увидела Нефрита. Он смотрел на меня мрачно и грустно. В его глазах кипела боль от недавно увиденного поцелуя.
А я посмотрела на свои руки, омытые кровью. Его кровью…И в голове прокрутился следующий вопрос: что мне делать дальше?
Я вновь посмотрела на Нефрита. На того, в кого я реально искренне влюбилась. И от его мрачного разбитого взгляда, от его глаз, затянутых пеленой слез, мое сердце страшно ойкнуло. Я предала его...я изменила ему...переспала с убийцей его сестры…как...как такое могло случиться...
— Нефрит, я… — хотела заговорить и будто оправдать саму себя, но парень меня перебил.
— Я не хочу сердиться на тебя, ведь знаю, что ты была под их влиянием…Но быть с тобой после всего увиденного не могу. Мне больно.
— Прости… — лишь это сказала я.
Едва сдержала порыв слез. Но жутко ощущала, как изнутри я медленно и потихоньку разрушалась. Ничего вокруг себя больше не видела, только этот мрак, всепоглощающий, обуявший меня со всех сторон ненавистным ужасом. Я все разрушила. Я разбила ему сердце. Я предала его.
Я не достойна жить.
Мне просто захотелось сейчас взять этот меч и перерезать себе горло. Но я не могла найти в себе смелости сделать это.
Наступила напряженная тишина, которую благо разрушил Роберт.
— А где Галактион?
— Он…кстати, а где он? — непонимающе спросил Нефрит и начал оборачиваться.
Но ответить ему никто не успел. Раздался торопливый топот нескольких ног. Обернувшись, я увидела, как к нам подбежали, держась за руки, Сара и Арнольд, еле как хромали позади Триллани и Милослава. Элизабет, Ирланта и Барбары с ними не было.