— И все-таки, как тебе пришла эта идея? — вновь спросила она. Этот вопрос не давал ей покоя уже несколько дней. Доминик никогда не обладал даром созидания, он мастерски воспроизводил чужие формулы, у него была прекрасная память, но придумывать что-то свое ему не удавалось.
— Я уже сказал, Элли. Видимо, боги вели мою руку и указывали, как сплести энергию, — он понизил голос и заговорил вкрадчиво, игриво. — Как будто на ухо шептали, что только возвращенный с того света мертвец может создать подобного себе и повести за собой, дать ему смысл и волю.
Он поднялся с места и запутался в собственных ногах, повалился вперед, ровно на Элль. Девушка не успела отшатнуться и подставила плечо костлявому, но все еще тяжелому телу. Ее обдало запахом перегара и давно не стиранной одежды. Дом крепко обхватил Элоизу за талию и по-собственнически зарылся носом в ее волосы.
— Когда ты рядом, меня даже пойло не берет, — произнес он в исступлении. Элль поморщилась и попыталась отстраниться, но Дом прижимал ее к себе, впечатывал в собственное тело, и девушка кожей чувствовала, как от Доминика к ней тянутся тонкие нити чар.
— Перестань! — она вскрикнула и оттолкнула его изо всех сил. Дом зашатался, попытался сесть на прежнее место, но промахнулся и шлепнулся на бок, принялся грязно ругаться.
Дверь тут же открылась и на пороге показался Ирвин.
— Все в порядке? — спросил он с деланой веселостью. В глазах у него стоял лед, и Элль почувствовала, как нагрелась и запульсировала ниточка у ее сердца.
— Все просто охренительно, — выпалил Доминик. Он с трудом сошкрябал себя с пола и, размащисто зашагал в сторону двери, шатаясь так, будто вечно пьяный капитан в его голове то и дело командовал «право руля», «лево руля» и никак не мог определиться.
Ирвин предложил проводить его до башни, но был послан в Бездну. На том и порешили.
Когда дверь за сыном Летиции закрылась, Элль с облегчением выдохнула.
— Тебе бы заиметь при себе нож, — со знанием дела сказал Ирвин. — Или что-нибудь еще для самозащиты.
— Нож — оружие неодаренных, — попыталась отшутиться Элоиза, но заклинатель был серьезен. Она нахмурилась. — Ты же не думаешь, что я смогу всадить нож в живого человека?
— Можешь потренироваться на мне. Доминик подлатает.
— Еще чего!
— Я серьезно, Элль. Мы в опасном месте, и дальше будет только хуже. Я смогу тебя защитить, но что, если меня не будет рядом?
Элль вспомнила заклинателя, который напал на нее на набережной. Как она оплела его коконом из чар быстрее, чем успела оценить ситуацию. Повезло, что он не умер, но в другой раз времени на такое колдовство могло и не быть. В конце концов, незримое искусство было неспешным.
— Я решу этот вопрос по-своему, — сказала она наконец. — Тебе удалось добраться до Лоры?
Ирвин кивнул и достал из-за пазухи тонкую книжечку. Нижний слой пыли уже сросся с мягкой обложкой и сколько бы Элль ни пыталась его оттереть, на пальцах все равно оставалось неприятное ощущение.
— Она сказала, что с тебя должок, — хмыкнул Ирвин. Элоиза закатила глаза.
— Если я окажусь права и мы найдем что-то здесь, то я действительно с ней расплачусь, — кивнула Элоиза и раскрыла сборник на первой странице.
Глава 23
«Давным-давно бродил по окраине Великой пустыни волшебник. Грехи его были так велики, что сам Раад проклял его в наказание за беды и боль, что он принес людям пустыни. Раад призвал колдуна к своему двору, сказав, что желает взять его в свои ученики, чтобы позже сделать своим верховным жрецом, а ослепленный жаждой славы колдун поверил богу ночи и вечной тьмы. Три дня и три ночи колдун отдыхал во дворце Раада, дожидаясь своего учителя. Ему не терпелось начать обучение, настолько, что на третий день колдун не выдержал и принялся творить страшные жестокие чары во славу Раада. Разгневанный бог явился к грешнику и одним движением рассек его горло, позволил жизни вылиться из тела, а затем загнал ее обратно, закупорил своей волей. И велел Раад гулламу служить, подчиняться каждому слову, что он скажет. Первым приказом Раада было уничтожить всех еретиков в его городе. Во второй раз Раад пожелал, чтобы гуллам отравил воду во всех реках, по берегам которых селились чужаки с белыми, как соль, лицами. А когда гуллам выполнил и этот приказ, Раад послал его в пустыню, чтобы тот ходил там тысячу лет и еще тысячу дней после, и запретил ему Раад приближаться к людям. Так и ходит живой мертвец, исполняя приказ, не в силах лишить себя жизни, что дана ему в наказание волей Раада, а покинет он этот мир лишь в тот день, когда прикажет ему Великий Раад или когда сам сомкнет глаза, покидая свой народ»