— А что делать? Волосы на голове рвать, что ли? — пожал плечами Ирвин.
— Я думала, полицейских раздражает, что власть в городе принадлежит бандам.
— Это раздражает только новичков, идеалистов или тех, кто поднялся достаточно высоко, чтобы забыть, чем живут простые люди, — хмыкнул детектив. — По сути ведь, мы все занимаемся одним и тем же. Поддерживаем порядок.
Элль фыркнула, но детектив, почуяв, что все-таки смог вызвать у нее интерес, продолжил.
— Я видел отчеты по нашему участку. После прихода к власти Летиции уличная преступность, считай, исчезла. И смертельных случаев, связанных с несанкционированным оборотом зелий, стало меньше в десять раз. Вот, что бывает, если кустарное производство ставится на деловые рельсы. Удивительно, как она не пошла в политику.
— У нее слишком хорошее чутье, — буркнула Элоиза. Даже Ирвин был в восторге от Летиции. Жаль, что она уже не могла разделить этих чувств, хотя в первое время и сама страстно желала заслужить ее одобрение, купалась в почти материнской заботе. И вот, куда это ее привело.
Девушка оторвала взгляд от притоптанной грязи под ногами, проседавшей при каждом шаге, и огляделась. Фонарей почти не было, покосившиеся домики на сваях напоминали пьяную компанию, где каждый опирался на плечо соседа в попытках устоять. Номеров на домах не было, но нужное строение отыскалось удивительно легко. По старому обычаю, перед домом выставили стол, укрытый черной тканью и уставленный блюдами с нехитрыми подношениями. В центре стояла чаша, куда каждый желающий мог кинуть монетку, чтобы скорбящее семейство могло оплатить ритуал в храме. Чем дольше спали Дремлющие Боги, тем дороже становилось отправление к ним усопших.
За столом сидела облаченная в белые одежды женщина. Чуть поодаль, возле сваи дома, курили еще две полноватые тетки, но у них из белого были только шали. Плакальщицы, которых нанимали, чтобы продемонстрировать охватившее семью горе, или чтобы доверить им пролить слезы, которых у скорбящих родственников в такой ответственный день почему-то не набралось. Женщина за столом напоминала изваяние: прямая, как будто кол проглотила, бледная в тон одеянию, с поджатыми тонкими губами. Ярким пятном были только глаза — красные, воспаленные, мерцавшие лихорадочным огнем, но ничего не видевшие.
Только когда полсильвера мелкими монетами ударились в пустую миску для пожертвований, женщина встрепенулась и удивленно посмотрела на подошедших. С трудом шевельнула губами, будто забыла, как говорить.
— Спасибо, — произнесла она. Голос звучал гулко, как если шепнуть в пустой кувшин в надежде поймать эхо.
— Соболезнуем вашей утрате, — заговорила Элль. Глаза женщины впервые за все время шевельнулись, сфокусировались на ней. И тут же темную радужку сковало льдом, а все черты скривились от отвращения.
— Если бы не ваши зелья…! — ее лицо исказило болью, а через секунду взгляд безразлично потух, будто женщина в одно мгновение осознала тщетность и бессмысленность своего гнева.
На помощь тут же подоспел Ирвин.
— Вы абсолютно правы, — сказал он. Мягко приобнял Элль за плечи и отодвинул в сторону, как мешающую декорацию. — Поэтому мы и здесь. Вайнона, верно?
Она глянула на него и дернула губами. Как будто даже это небольшое движение, само пребывание здесь и сейчас требовало от нее слишком много сил. В глазах подо льдом безразличия смешивались гнев и отвращение.
— Меня зовут Ирвин, я детектив. Мы расследуем смерть вашей сестры и ее мужа. Возможно, вы могли бы нам помочь выяснить некоторые детали… А мы сделаем все, чтобы виновные были наказаны.
Вайнона хмыкнула и скрестила руки на груди, испепеляюще глядя на детектива.
— Я и так знаю, кто виновен.
У Элль перехватило дыхание. Разговорить женщину оказалось даже проще, чем она могла подумать. Сперва она даже обрадовалась, но уже через секунду сбилась, запнулась о собственные мысли. В этой женщине клокотал гнев, и Элль была уверена, что бы она ни сказала, это не будет на самом деле иметь отношения к их делу.
— Правда? — Ирвин просиял, как будто у него таких задних мыслей не возникало вовсе.
Наплевав на все священные обряды, он сел на стул подле Вайноны, предназначенный для плакальщиц. Женщины возле дома обратили на это внимание, но лишь закурили по новой сигарете.
— Да, — скорбящая стиснула себя руками и насмешливо посмотрела на Элль. — Ви сама виновата в том, что случилось. Она подписала себе приговор, когда вышла за своего алхимика.