— Нет, госпожа
— Славно, — кивнула госпожа Верс и сделала большой глоток. — Ты умная девочка, но я считаю важным проговорить. Мнение Амаль очень важно, но работаешь ты на меня. Поэтому, когда ты найдешь Доминика, сделай так, чтобы об этом не узнали ни полиция, ни Амаль. Первой должна быть я.
— Да, госпожа, — еще один короткий кивок.
— Славно, — хмыкнула Летиция. — Я взяла на себя часть твоей работы и проверила эти политические кружки, в которых мог состоять Доминик. Там можешь не искать, их больше нет.
— Думаешь, он действует самостоятельно?
— Ты мне скажи, дорогуша, — улыбка госпожи Верс не предвещала ничего хорошего. Элль вновь опустила глаза и все-таки спросила.
— Что будет с Домиником, если… когда я его найду?
— Это не должно тебя беспокоить, — отмахнулась Летиция. — Главное, чтобы его не нашла Амаль, иначе головы полетят во все стороны. Ты понимаешь это?
Элль кивнула. Трудно было не догадаться. Когда вы бок о бок годами строите подпольную империю то обман — особенно такой существенный — может запросто развалить все изнутри. Элль с удивлением поняла, что Летиция боится. Поэтому говорит, бросается колкостями в попытках убедиться, что Элоиза не тупая.
— А что будет дальше? — снова спросила девушка. Летиция устало вздохнула.
— Дальше будет зависеть от того, как ты справишься. Если все пройдет, как надо, то после Карнавала станешь управлять Крепостью.
— А если я откажусь?
Летиция прикрыла рот ладонью и согнулась от смеха. То ли она была уже достаточно пьяна, то ли издевалась. Элль решила, что дело и в том, и в другом.
— Откажешься, Элли? Не могу поверить, — усмехнулась женщина. — И чем же ты хочешь заниматься, дорогая? Провести всю жизнь, снимая пробы с зелий и находя подделки? Чтобы тобой помыкали все, кому не лень? Хотя, может, в этом есть какая-то стабильность… Или, может, ты бы хотела выйти замуж, завести семью, родить детей… Но ты ведь все равно не сможешь никого полюбить, Элли. Пора смириться с этим и принять это. У тебя есть огромное преимущество перед нами всеми. Тебя никогда не будет отвлекать эта романтичная глупость, привязанности и мысли о том, что ты сделала не так, когда все, что ты когда-либо любила вдруг оказывается бессмысленным. Дети разочаруют, вырастут, отдалятся. Муж может начать изменять или просто относиться к тебе, как к предмету мебели.
Она тяжело дышала, принялась нервно ходить по гостиной. Бокал давно опустел, а Летиция все равно продолжала стискивать его побелевшими от напряжения пальцами.
—- Тебе не нужно это, Элли, — с уверенностью сказала она, когда наконец-то удалось остановиться. — Поверь моему опыту. Это просто трата твоего времени. Лучше найди ему более достойное применение, соответствующее твоим задаткам.
— У меня…
— Я не собираюсь тебя уговаривать, — тут же вспыхнула Летиция. Ее лицо прорезали глубокие морщины. Элль видела их уже не раз, когда Летиция позволяла себе выпить как следует и начинала разбрасываться словами о чувствах, а потом жалела об этом так сильно, что, казалось, она вот-вот сотрет с лица земли всех свидетелей ее слабости.
— Хорошо, — кивнула Элль.
— У тебя пока что одна задача — найди Доминика.
— А что будет на Карнавале?
— Узнаешь, — только и сказала Летиция и махнула рукой в сторону двери.
Элль поднялась, расправила полы черной мантии, потерла саламандру на плече, будто она могла ее успокоить, и направилась на выход. Нужно было продолжить поиски, но в голове не было ни единой мысли. Как будто она начала распутывать клубок, но осталась с обрезком нити в руках. Возможно, стоило попросить Ирвина силами полиции просто прочесать гадальные салоны… Но если госпожа Фортуна была права, то скоро должно было случиться еще одно убийство. И не одно.
Девушка цеплялась за эти мысли, но соскальзывала с тропки рассуждений, как со скользкой осенней дороги. У нее не получалось. Она не была ни детективом, ни гением в плетении интриг. Она могла плести лишь чары, но почему-то в этом огромном мире этого было недостаточно. От нее постоянно требовалось что-то еще.
— Ты же умная девочка, Элли. Ты должна понимать, что то, что делает папа, может привести нас к беде. Такое колдовство запрещено, — говорила мама. — Мы уедем далеко, вглубь Архипелага, когда появится возможность.
А Элль смотрела как будто сквозь нее, искала в груди Фрэн нити — розовые и переливающиеся, как пронзенный солнечными лучами кварц. Одна связывала ее с папой и была вся изъедена черными пятнами. Элль незаметно шевельнула пальцами, подхватывая нить, и принялась плести, укреплять. Мама говорила, а Элль тянула связи отовсюду. Как цветы любили солнце и воду, так и мама должна была любить папу. Как сама Элли любила его — она щедро отщипнула от своей бесконечной нити и добавила к той, что пульсировала в такт маминому сердцу.