— Ты не из Темера, да? Давай я вместо лекций покажу тебе город?
Она тогда отказалась и скрылась за дверью аудитории, как будто в окружении парт и автоперьев была в безопасности, как в самой надежной крепости.
Элль перевела дыхание. Сердце тяжело ухало в груди, разрываясь от волнения, будто за ней гналась стая диких зверей. Будто в нее впились десятки взглядов, а следом за ними все когти и зубы мира. Девушка прижалась лбом к двери, запоздало подумала о том, что следующий вошедший может запросто разбить ей голову. «Пускай», — тут же ответила себе она. Это была бы очень дурацкая смерть, но в тот момент она казалась Элль заслуженной. Она готова была сквозь землю провалиться, лишь бы только этот Доминик Верс больше не окружал ее своим пристальным вниманием, от которого становилось жарко, как в пятне солнечного света.
Сзади на нее налетел порыв ветра. Элль обернулась и прикрыла глаза рукой, закрываясь от пляски бликов на серебристых спинках мелких волн. Воздух наполнился шумом: плеском воды, шипением пены, сползавшей по камням волнореза, музыкой, песнями, гомоном разговоров, хлопаньем флагов. Вокруг постоянно что-то звякало, трещало, хлопало. Элль огляделась и увидела, что стоит на смотровой площадке Плавучей Ярмарки — искусственного острова прямо в сердце самой широкой части Солари. До берега было рукой подать, и все же для большинства горожан Ярмарка была недостижимой — билет стоил как хороший праздничный ужин для большой семьи или как месяц аренды комнаты с отдельной ванной. И это без учета того, что на территории Ярмарки были аттракционы и музеи, где билеты нужно было покупать отдельно.
От ярких красок кружилась голова, а в ушах звенело от гомона. Элль было не по себе, но как-то по-новому. Тревога смешивалась с робкими искрами радости, словно ей не верилось, что это происходит с ней. И от ощущения, что все взаправду, что она действительно оказалась на этом острове радости, в груди боязливо расцветало счастье.
— Я принес мороженое, — раздался над ухом веселый смешок. Элль почувствовала, как к ее спине прижалась крепкая грудь. Не успела обернуться, перед ее глазами появились изящные руки — каждая держала по вафельному рожку с шариком мороженого. Один — красный, другой — розовый с шоколадной крошкой. Второй рожок перекочевал в руку Элоизы прежде, чем она успела заговорить.
— Ешь скорее, пока не растаяло, — улыбнулся Доминик Верс, наконец изволивший показаться полностью в ее поле зрения. Его пристальный взгляд блуждал по лицу и фигуре Элоизы, но в этот раз девушка не испытывала желания спрятаться.
Наоборот, ей хотелось стать еще заметнее, купаться в его внимании, как в лучах солнца, чтобы он видел, как она счастлива. Как она почти светится рядом с ним.
У мороженого оказался вкус малины и розовых лепестков, а от шоколадной крошки по языку разлилось щекочущее покалывание магии. Элль тут же стало легко и весело. Волнение схлынуло, оставляя после себя только желание попробовать тут все: прокатиться на каждом аттракционе, потанцевать и съесть то огромное облако сахарной ваты. А еще хотелось целоваться, и Доминик с готовностью удовлетворял это желание каждый раз, стоило Элль только посмотреть на него.
Уже немолодые женщины недовольно косились на них, но Элль знала, это от зависти. Их-то самих, наверное, давно никто так не целовал. Не водил кончиками пальцев по их лицам, повторяя каждую черту, не считал поцелуями веснушки, не упивался запахом их волос и кожи.
— Ты такая красивая, — в очередной раз сказал Дом. Они сидели в кабинке на колесе обозрения, под ними раскинулся Темер с его каналами и лабиринтами улиц, а Доминик все равно смотрел только на Элль. От его взгляда, а еще от высоты, у Элоизы перехватывало дыхание. Казалось, что она падает — ее сердце пропускало удар каждый раз, стоило Доминику что-то сказать о ее красоте. Никто прежде не называл ее красивой так — не пряча взгляда и не скрываясь за дежурной улыбкой.
— Спасибо тебе, — сказала она, пытаясь вложить в эти два слова все чувства, что распирали ее грудную клетку.
— Спасибо богам, что свели нас в тот день, — легко отмахнулся Доминик и снова потянулся к Элль, закрывая собой весь мир, пряча девушку в своих объятиях. — А то так бы и бегала в краденой мантии.
Элль запрокинула голову, чтобы глотнуть воздуха после еще одного тягучего жаркого поцелую, и затылок утонул в мягкости подушки. Кожу щекотали шелковые простыни. Дом шумно вздохнул и повалился рядом. Тут же притянул Элль к себе и укутал в объятия.