Я бросился к ней. Кэтрин по ошибке открыла шкафчик Гикори, и внутри обнаружилась не только инструкция по изготовлению ожерелья, но и пакет из оберточной бумаги, в котором лежала пара ярких бело-зеленых шнурков.
Я расхохотался.
– История о трех кассетах! И одна из них все это время была тут, у меня под носом!
– О трех? – переспросила Кэтрин. – Нам и двух-то по горло хватило.
– Кассет было три, – сказал я. – Одна – очень важная, ценная, пожалуй, даже уникальная, – та, на которой содержались похищенные Форсом результаты исследований. Он отдал ее Мартину, который передал ее мне через Эдди. Прайам ее подменил, потому что решил, будто на ней записаны сведения о каких-то сокровищах. Когда он обнаружил, что ни о каких сокровищах там речи не идет, он попросту спрятал ее в машине Мартина. Это была та самая кассета, которую так упорно искали Роза с доктором Форсом.
– А кассета с ожерельем? – спросила Кэтрин. – Вот эта?
– Кассету с инструкцией по изготовлению ожерелья я одолжил Мартину, и она лежала в его доме, пока Гикори не украл ее вместе с остальными. Гикори оставил ее себе, потому что для него эта кассета представляла определенную ценность. Он полагал, что сумеет изготовить копию ожерелья. Очевидно, потому и хранил кассету у себя в шкафчике.
– А что за третья?
– А третья кассета была та, которую Прайам взял в «логове» Мартина до того, как все остальные кассеты украл Гикори. Он положил ее в карман моего плаща, и эту-то самую кассету спер у меня доктор Форс в полночь под Новый год, думая, что это кассета с «раковыми» исследованиями. Хотел бы я видеть его рожу в тот момент, когда он прокрутил кассету и обнаружил, что на ней записаны скачки!
Я сделал эту лошадку для приза. С помощью Айриша я набрал стекло из печи и снова сформировал тело лошади, ноги и хвост. Но на этот раз я не спешил. Я работал аккуратно и вкладывал в работу все свое мастерство и талант, все, чему я успел научиться и что унаследовал от дяди Рона. Я вылепил шею и голову благородного животного, тонко очерченные ноздри и умные глаза. Я сделал гриву, развевающуюся, как на скаку, и припаял ее к шее без швов.
Я взялся за эту работу ради денег, по заказу Мэриголд, Кеннета Трабшоу и его челтнемской комиссии по призам. Но в конце концов у меня вышло настоящее произведение искусства, созданное в память верного друга, которого мне так не хватало. Это был достойный памятник его искусству и отваге.
Когда наконец на катальной плите возникла вставшая на дыбы лошадь, мы с Айришем взяли ее быстро, но осторожно и поставили в одну из отжигательных печей. Там она будет медленно остывать, предоставляя возникающим напряжениям спадать постепенно. Этой лошадке не суждено разлететься на осколки.
Я пошел на отпевание Зануды Пола вместе с Кэтрин, но у входа в церковь уступил ее коллегам в форме и без. Небольшая кучка людей в штатском окружила Кэтрин и горевала вместе с ней. И мой полицейский офицер, который часом позже оседлал мотоцикл, был весьма молчаливым и задумчивым. Кэтрин немного помедлила, прежде чем нажать на стартер, и рассеянно сказала своему будущему пассажиру:
– Кремация состоится завтра, а сегодня вечером мы соберемся в пабе выпить и помянуть Пола. Меня отпустили до конца дня. Куда поедем?
– В постель, – сказал я и добавил, что Зануда Пол наверняка бы это одобрил.
Кэтрин стряхнула с себя скорбь, как дерево стряхивает тающий снег.
– Кстати, – сказал я, – я ведь так и не видел твоего дома. Поехали сейчас?
Она улыбнулась с лукавинкой, пнула стартер и пригласила меня садиться.
От окружного полицейского участка до ее дома было минут пять ходьбы, а на мотоцикле – меньше минуты езды по прямому серому шоссе. Кэтрин затормозила у одноэтажного домика на две семьи, стоящего в ряду точно таких же оштукатуренных коробок, и я в мгновение ока понял, что это место – не для меня. Зря мы сюда приехали. Но, поскольку привезла-то меня все равно Кэтрин, мне оставалось только улыбнуться и сделать вид, что мне тут нравится.
Но делать вид не пришлось. Мне там действительно понравилось.
Внутри одноэтажное обиталище полицейского в штатском было целиком отдано «Алисе в Стране чудес». Огромный Мартовский Заяц вместе с таким же Болванщиком сидели за кухонным столом и деловито запихивали в чайник Соню. У двери ванной стоял Белый Кролик, озабоченно поглядывающий на часы. В гостиной Червонная Дама, кухарка, Морж и Плотник танцевали кадриль. Стенки были расписаны буйной зеленью и цветами.
Глядя на мое очумевшее лицо, Кэтрин рассмеялась.
– Весь этот народец попал ко мне после закрытия ярмарки. Мне тогда было лет шесть. Я их всегда ужасно любила. Я знаю, это глупо, но все-таки общество…
Она внезапно сглотнула.
– Они помогли мне примириться с потерей Пола… Они ему нравились. Он говорил, что они смешные. Теперь, без него, они уже не те… Наверное, я взрослею.
Спальня Кэтрин в соответствии с прочими комнатами была волшебной страной игральных карт, которые красили белые розы в красный цвет на фоне пушистых облаков и ярко-зеленых листьев.
Я замер на пороге.
– Очень мило… – выдавил я.
Кэтрин фыркнула.
– Тебе не нравится, я вижу!
– Ничего, я могу закрыть глаза, – сказал я.
Но вместо этого мы задернули занавески.
Мы занялись там любовью в честь Зануды Пола, но вечером после поминок в пабе, когда детектив-констебль Додд и ее пассажир снова оседлали мотоцикл, они поехали в большой тихий дом на холме.
Мы возвращались домой.