Всё это милое ненастье,
Хамсина осадит кудель,
Покроет пустыри цветами,
Хермон засыплется снегами,
Водой пополнив Исраэль.
И есть лишь маленькое «но» –
Кругом всё сыро и темно,
Ветра играют за окном,
Я засыпаю за столом.
Рассказа замерло теченье.
Герои все в недоуменье
Стучат, кричат, но я не слышу,
Дождь с сумраком мне сносят крышу,
Мир затянув со всех сторон,
Мозги макают в быстрый сон.
И он, перемежаясь с явью,
Словно по лужам быстрой рябью,
Дробит сюжетов наважденье,
Стирая в каждое мгновенье.
Мои герои ждут развязки,
Но в голове обрывков пляски…
Дождь за окном всё льёт и льёт…
Труба зовёт меня в поход,
Но сон проснуться не даёт.
И я, как старый пароход,
Вновь возвращаюсь, словно в порт,
В свою продрогшую кровать,
Спать.
Не говорите: «Мир ослеп!
У бедных отбирает хлеб,
А в золотые унитазы,
Богатых, лалы и алмазы
Кладёт узорами с лихвой…»
Мир от рожденья был такой.
Им правили не идеалы –
Вожди, цари да феодалы,
Князья, монархи, президенты…
За троны дрались претенденты,
Людских ресурсов не жалея…
И прославлялись, богатея,
Убрав всех неугодных с глаз
И летопись меняя враз.
Злодей красуется героем,
Ведь столько взял богатства с боем.
Все злодеяния свои,
Мол, совершал он из любви.
Неважно скольких изничтожил,
Страны он славу преумножил.
Гордится извергом народ,
Глядя ему с надеждой в рот,
Своей подачки ожидая…
И вся история такая…
Не верьте денежным мешкам,
Их проверяйте аргументы.
Цените жизнь. Её моменты,
Принадлежат одним лишь вам.
Для них не люди вы – народ,
Орудие для самовластца …
Никто вам жизней не вернёт.
И ничего Аз не воздастся…
Небо плачет. И я плачу вместе с ним.
Слёзы катятся по ликам фонарей…
Этот мир, увы, отнюдь не объясним,
Но от слёз, порой, становится теплей.
Воды неба обнимаются с землёй,
Пробуждая, к свету, жизни торжество.
Мои слёзы, током лавы огневой,
Плавят камни боли сердца моего.
Я давным-давно все слёзы пережгла,
Плач комком тяжёлым в сердце застывал.
Ты сорвал с зеркальных стёкол покрова,
Словно свет вокруг меня расколдовал.
Когда ночь, блестя удава чешуёй,
Навалилась, задушить меня стремясь,
Ты один, незримый, был тогда со мной,
Оживала с тобой, плача и смеясь.
Небо плачет, и я плачу вместе с ним,
Слёзы катятся по ликам фонарей…
Этот мир, увы, отнюдь не объясним,
Но от слёз, порой, становится теплей.
Не говорите мне, что ненависть права,
И надо месть растить на прошлом лихолетье.
У каждой жизни есть на жизнь свои права!
И памятью отцов не виноваты дети!
Позвольте же им жить! Не вкладывайте нож,
И камень в руки, с ненавистью лютой!
Их жизней, уникальных, не вернёшь,
Ни золотом и никакой валютой!
Позвольте им взрослеть, познать любовь
И счастье, год за годом проживая!
Не ставьте их, как щит перед собой,
Людей, ни в чём невинных, убивая!
Скажи же мне: Ты – мать?! Или – не мать?!
Тебе не жаль детей, что он загубит…
Но своего ребёнка убивать?!
Да что ж за мать, что и своё дитя не любит?!
Ты возмущаешься: "Они убили сына…"
Но ты ж его сама убийцею взрастила,
Детей чужих послала убивать…
Эх, мать…
За компенсацию… за новое жильё…
А сына жизнь?! Тебе не жаль её?!
Застынет имя тенью на губе,
Прошедшее останется загадкой
Для публики, на блик интриги падкой
И страсти торжество в чужой судьбе.
Эта странная жизнь мне не раз подводила черту,
Плюс и минус сводила к нулю и на нуль умножала,
Я улыбками боль отторжения тихо скрывала.
И вставала. И шла, за плечами неся пустоту.
Всё прошлое как будто давний сон,
Так, словно это было не со мною,
В песках забвенья, под седой волною,
Мгновений каменеющий планктон.
И неважно, что было, что будет и сколько ещё…
И сегодняшний день отболит и в ничто обернётся…
Только пламя тоски иногда в сердце болью прольётся…
Но давно всё прошло. И забыто. И каждый прощён.
Каждый жил своей заботой,
Кто учёбой, кто работой,
Кто копался в огороде,
Все при деле были вроде…
Но…
Изменилось всё вокруг,
Вдруг.