Высший пожевал немного нижнюю губу, размышляя, а затем осторожно сказал:
— На юге мне немного некомфортно. Слишком жарко и солнечно.
— Тогда может Скандинавия? Осло, Копенгаген, Стокгольм… Это конечно не твой любимый Петербург, но я слышала, что и в Северной Европе бывают белые ночи.
— И мы будем путешествовать вместе как…
Я обогнула стол, и уселась к Михаилу на колени. Поцеловала в краешек рта, сама удивляясь своей смелости.
— Давай начнем просто как любовники. Знаю, тебя смущает, что я смертная…
— Меня не смущает это. Я боюсь тебя потерять. Но обещаю не торопить события. Пусть всё идёт, как идёт.
Горечь кофе на моих губах растворилась под нежностью поцелуев Михаила. А старые обиды и страхи — в его сияющих нежностью глазах.
В этот день, и многие-многие другие за тем, мы узнавали друг друга. И наслаждались нашей близостью. Как бы мне не хотелось увидеть мир, новые места, во время нашего путешествия всё моё внимание было сосредоточено лишь на нём — удивительном высшем с янтарными глазами, старомодном, высокомерном, острым на язык… Но единственным, кто мне был нужен. А вот то, что Ракоци совершенно не разбирался в современном искусстве, меня огорчало. Но я не оставляла надежды, что когда-нибудь смогу изменить его мнение.
И где-то в Риме — мы всё же добрались до Италии к концу зимы, я проснулась в объятиях Михаила, и поняла, что всем сердцем люблю его. Это не было волшебным чудесным моментом, переворачивающим всё моё восприятие.
Я просто поняла, что не представляю свою жизнь без него. И тут же разбудила высшего.
— Давай сходим в храм.
— Что? — сонно спросил высший.
— Хочу в храм.
— У тебя опять кризис веры? Будешь исповедоваться в грехах, не забудь рассказать, как ты кинула камень в того несчастного в деревушке под Стокгольмом.
— Я думала, что он тролль! Он выскочил прямо из-под моста! И я видела хвост!
— У тебя богатая фантазия, драгоценная моя. Это был нищий. Троллей не существует.
— Так я и поверила. И не путай меня! Я говорила совсем про другой храм. Храм Лилит.
Михаил так резко сел, что испугал меня.
— Ты уверена?!
— Да.
— Не хочешь сначала навестить родителей?
— Но я же смогу увидеть их после?
— Да, хоть и не сразу.
Новообращенные плохо контролировали свою жажду крови, но я надеялась, что мой небольшой опыт в этом поможет.
— Тогда лучше сначала в храм. Видишь ли, родители до сих пор очень злы на меня за то, что я бросила Лиззи одну в Париже.
Закончилось это предсказуемо плохо. По мнению отца. Но как по мне, закрутить роман с русским князем, а затем выскочить за него замуж и укатить в Бразилию, не худшее, что могло бы с Лиззи случиться.
Вот я, например, решила выйти замуж за вампира. И совершенно этим довольна.
Эпилог. Три года спустя (нет)
Париж, 1991 год, Париж.
В Лувре даже в будние дни было очень много народа, поэтому сына я держала за руку крепко. И всё же он как-то умудрился незаметно высвободиться, и исчезнуть в толпе.
Хорошо, что Серж ещё совсем маленький — только недавно шесть исполнилось, и жажда у него проснется нескоро. А значит, опасности для окружающих юный высший не представляет. Но вот за него я волновалась. Как бы не испугался, потеряв маму!
И совсем зря беспокоилась. Сначала я услышала его пронзительный голос:
— Да! Это мой папа! Я не вру!
И только затем увидела его кудрявую макушку. Он разговаривал с миловидной студенткой, тыча пальцем… О, нет! Михаил расстроится.
Кто бы мог подумать, что картина, написанная мной под влиянием работ Савара, и давно пропавшая, всплывает именно в Лувре. То, что Лувр разместил дну из картин, мне конечно льстило. Но вот то, что на ней был изображен Михаил в образе Аида…
— Эта картина была написана очень давно, так что на ней не может быть твой папа, — рассмеялась девушка. Акцент выдавал в ней англичанку. — Наверное, просто очень похож.
— Это мой папа! — продолжал упорствовать сын. — Мама часто его рисует, только не таким сердитым! Она, наверное, на него тогда сильно злилась.
Я поспешно вмешалась в разговор.
— Серж, нам пора идти. Простите, мадмуазель. Мой сын бывает иногда очень шумный.
— Очень умный мальчик, — улыбнулась она. — А вы в самом деле похожи на Клэр Легран.
Я не только похожа, я она и есть, милая. Только вот откуда тебе знать о том, как я выгляжу? Все высшие повернуты на своем инкогнито, а тут такой казус.
— Разве портреты художницы сохранились? — невзначай спросила.
— Долгое время думалось, что нет. Но я изучаю работы Уолтера Сикерта в Лондоне, и нашла среди его набросков портрет художницы. Они были дружны…
— Это очень интересно, но нам пор идти. Серж, держись крепче за меня.
Серж надулся. Ему не дали покрасоваться перед внимательно слушающей незнакомкой.
— Я не Серж, а Сергей! — наконец придумал он претензию ко мне. — Так папа меня называет!
— Твой папа в своих именах то не может разобраться, так и теперь тебя путает.
Михаил встретил нас у выхода. Поцеловал меня, и тут же взял сына на руки. Соскучился. Мы приехали во Францию впервые за многие годы, Михаил постоянно был в делах, и виделись мы реже, чем хотелось бы.
— Понравилось в Лувре? — ласково спросил он у сына.
— Да! Там статуи голых тёть, много людей, и еще всякие старые картины. А еще твой…
Я поспешно сунула в рот Сержа ириску. Пусть жует, и не болтает лишнего. С мужем я потом поговорю.
— И как? Встретился с Луи? — тихо спросила.
Взгляд Михаила потемнел.
— Да. И даже не убил. Но общих дел с ним иметь не собираюсь. Я уже много раз тебе говорил, Клэр. Моя семья это вы с Сергеем, и больше никто мне не нужен. Но я так и не спросил, как вы съездили в Тулузу.
— Отлично. Представь себе, видела правнука Клода. Вылитая его копия! Махинатор ещё тот.
— Леграны, — многозначительно сказал муж. — Не скучаешь по прошлому?
Конечно, скучала. Особенно в Париже, в месте, с которым меня так много связывает. Но Михаил был как всегда прав. Теперь важна только наша семья. Я, Михаил, и Серж, в котором воплотились многие наши надежды и мечты.
Я солнечно улыбнулась мужу и предложила:
— Не хочешь после Франции съездить в Россию? Помнится, когда-то давно ты обещал мне показать Санкт-Петербург.