Думаю, если бы я сегодня встретилась со своим отцом впервые, я бы не почувствовала к нему ничего, кроме неприязни. Но это не про меня. Он все-таки был в моей жизни – участвовал более-менее активно, хотя на роль образцового папаши не тянет. В любом случае, этого оказалось достаточно, чтобы во мне проснулась та безусловная любовь, на которую способны только дети. Она не исчезла и теперь, хотя ее уже сдерживает опыт взрослой женщины, умеющей здраво оценивать поступки людей. Проще говоря, я люблю своего отца – но я его не оправдываю.
Первые пять лет моей жизни он мелькал рядом со мной довольно часто. Не каждый день, конечно, он работал организатором концертов и с удовольствием разъезжал по просторам нашей совсем не маленькой Родины. Зато возвращался он всегда веселый, довольный жизнью и с подарками, что являло собой приятный контраст рядом с моей матушкой, которая то и дело ныряла в аристократическую хандру. Почему папа так весел после своих поездок и почему это злит маму – я тогда еще не понимала.
Мой отец был не из тех, кто озадачивает себя сменой пеленок ребенку, поиском лекарства, когда режутся зубки, и украдкой напетыми колыбельными. Да и мама редко этим озадачивалась, без зазрений спихнув свои обязанности на сестру. Истинный азарт в папане проснулся, когда я стала более-менее похожей на человека, а значит, забавной. Он гулял со мной, играл со мной, показывал своим друзьям, но все это не помешало ему ускакать в закат, когда они с матушкой наконец развелись.
И вот что я вам скажу: пятилетний ребенок при разводе родителей не знает, что он ни в чем не виноват. Сколько бы ему ни говорили, он будет считать, что близкий человек перестал появляться рядом исключительно из-за него. Потому что ребенок что-то сделал не так: не убрал за собой игрушки, не заправил кровать, не доел кашу… И все – папы больше не будет. Папе не нужен такой чумазый ленивец, и ты можешь хоть всю ночь рыдать в подушку, это ничего не изменит. Матушка, перебрав винца, еще и подливала масла в огонь, когда заплетающимся языком вещала: папашка твой тебя не любит! Она думала, что обвиняет его, и не понимала, что всю вину я буду брать на себя.
В следующий раз папаня нарисовался лишь через три года. Не знаю, что ему куда стукнуло. Может, было бы лучше, если бы не приходил, потому что он не умел надолго задерживаться на одном месте, ему было скучно. Каждый раз я надеялась, что уж теперь-то я смогу его впечатлить – и каждый раз все заканчивалось одинаково. Мне потребовались годы, чтобы понять: от меня вообще ничего не зависит, а мои попытки впечатлить его он даже не замечает.
Не могу сказать, что это прям такой полезный опыт, от которого я бы никогда в жизни не отказалась. Но раз уж мне достались именно такие родители, я приняла это и научилась видеть отца таким, какой он есть. То есть, раздолбаем.
Вот только то, что я узнавала сейчас, выходило за пределы поведения типичного раздолбая. Это было… низко. Подло. Открывать подобное в человеке, которого ты любишь, вовсе не легче, чем в незнакомце. Да сложнее, что душой кривить! Я не могла поверить, что мой отец способен на такое. Я – это наполовину он, а я не способна. Или мне просто досталась хорошая половина?
Отца в этой ситуации не оправдывает ничего, но в глаза он мне не смотрит. Не думаю, что он сожалеет. Если бы действительно сожалел, полетел бы в США, роняя тапки, а не пытался бы перекинуть это на меня.
– Понимаешь, я был очень молод, – говорит он и нервно крутит в руках чашку с остывшим чаем. – Это было импульсивное решение, я не до конца понимал, что делаю…
Ерунда, а не оправдание. Вообще ничего не значит, потому что опровергнуть его – раз плюнуть. Начать хотя бы с того, что он был не так уж молод, когда я родилась, ему было за тридцать, а в ту пору – точно больше двадцати. Он должен был понимать, что делает! Ему просто не хотелось понимать, вот и все.
Нет, я всегда знала, что у отца была другая семья раньше. Моя маменька – тоже человек не особо зрелый и сдержанный. После развода она пользовалась любым случаем принизить отца в моих глазах, доказать, что это он в семье главный гад, а она – белая и пушистая. Поэтому она обрушивала на собственную дочь то, что мне в том возрасте слышать не следовало.
То, что папенька ныне называл ошибкой молодости, в прошлом было попыткой проскочить на халяву, улучшить жилищные условия, ничего для этого не делая. С годами он поднаторел в этом сомнительном искусстве, а тогда еще хватался за каждую возможность и делал глупые ошибки.