— Не берут, — отвернулся Еланцев. — Происхождение не позволяет.
— Ну, это дело, Алексей Владимирович, — улыбнулся тонкими губами чекист, хотя глаза его за стеклышками очков оставались пустыми и холодными, — поправимо. Если мы с вами поладим — органы могут походатайствовать за вас. Составить, так сказать, протекцию, старым языком выражаясь.
Алексей сглотнул. Чекист его вербовал, и это было видно невооруженным глазом.
— Что я должен сделать для этого?
— Что? Да ничего особенного. Вот этот человек вам не знаком?
Очкарик, не торопясь, извлек из-за пазухи сложенный вчетверо листок хорошей плотной бумаги и развернул.
С рисованного портрета на Алешу глянуло абсолютно незнакомое лицо человека средних лет. Невзрачное, надо сказать, лицо — правильной формы с аккуратными ушами, бровями и носом, чуть широковатым узкогубым ртом и маленькими острыми глазками, прячущимися под тяжелыми веками. Без особых, как говорится, примет. Таких лиц на улицах столицы можно было встретить тысячи, если не десятки тысяч. Волос незнакомца видно не было — их закрывал невнятно прорисованный головной убор, который можно было принять за что угодно. За кепку, военную фуражку, шляпу-котелок и даже солдатскую папаху, постепенно выходящую из «моды» даже среди «гегемонов». Шея тоже пряталась за высоко поднятым воротником.
— Совершенно! — облегченно ответил юноша, тщательно изучив мастерски прорисованный портрет: он страшился узнать в карандашных штрихах знакомые черты и был рад, что не узнал.
— Вы внимательно смотрели? Внимательно? — внезапно гаркнул чекист так, что за тоненькой фанерной перегородкой снова заворочалась в своей постели тетушка. — В глаза мне смотреть! Внимательно смотрели?
— Конечно… — залепетал Еланцев. — Я не знаю этого человека… И не видел никогда… А что, он…
— Ну и ладно, — так же внезапно снова подобрел чекист. — Не знаете — и ладно. Нате, держите, — сунул он в руку юноше портрет. — И внимательно изучите на досуге.
— Зачем…
— Этот человек может в ближайшее время выйти на вас, Алексей Владимирович.
— Но…
— А вы сообщите нам, как только его увидите. Если визит будет внезапным — назначьте новую встречу. И обязательно предупредите нас. От вас и только от вас будет зависеть, как дела повернутся дальше. Поступите ли в институт, куда стремитесь, или…
Говоривший сделал паузу, ожидая вопроса, но не дождался его и закончил сам.
— Или. Но второй вариант, я думаю, вас не устроит. Так что внимательно изучите портрет. Вряд ли этот человек придет сюда — встреча может состояться где угодно. Но мы должны узнать о ней первыми. Позвоните по этому телефону или придете по этому вот адресу… — на стол легла исписанная бумажка. — Вы меня поняли? Вижу, что поняли. Не прощаюсь…
Странный гость исчез, оставив Алешу с портретом в одной руке и мятым клочком бумаги с написанным от руки адресом — в другой.
Через несколько секунд входная дверь громко хлопнула…
* * *— И что мы с этим Еланцевым добьемся?
Следователь Черемыш, сидел за столом, уперев мощный подбородок в скрещенные перед собой руки, а оперативный агент Резник расхаживал взад и вперед по просторному кабинету, стараясь не наступать на светлые квадраты некогда великолепного, но теперь изрядно попорченного подкованными сапогами «шахматного» паркета.
— Чего-нибудь, да добьемся.
— Сомневаюсь.
— Что, прикажешь приставлять агентов ко всем тремстам семидесяти из списка?
— К тремстам семидесяти четырем.
— Вот именно. Никто не выделит столько людей, Миша. Даже десяти процентов не дождемся.
— И ты намерен обойти всех триста семьдесят четырех и каждому сунуть по портрету? Представляю себе реакцию Оси Шнеерсона, который все это будет рисовать!
— Ну, допустим, Осю я так уж перетруждать не буду… Ты забыл про существование типографий, Миша. Можно распечатать портрет хоть стотысячным тиражом и оклеить им всю Москву.
— Ага! Снабдив надписью «Wanted», как в любимой тобой Америке.
— Да хоть бы и так.
— И Крысолов тут же изменит внешность. Наденет дымчатые очки, отпустит усы и бороду… Мало ли что еще. Мы имеем дело с профессионалом высочайшего класса, Илья.
— И что ты предлагаешь?
— Ничего. Нужно думать, думать и думать.
— А пока ты будешь думать, Крысолов будет нагло шастать у нас под самым носом. Нет, я буду действовать своим методом. К тому же никаких трехсот семидесяти портретов не понадобится.