— Здесь нельзя, товарищ, стоять, — строго сказала девушка. — Отойдите, а то попадет, потом отвечай за вас.
Харитонов усмехнулся: от боевых гитлеровских уцелел, а от болванки-то как-нибудь.
Харитонов пошел туда, где были гранатометчики.
— Слабовато, — тихо заметил он после броска, который, судя по восторженным крикам, был особенно успешным.
— Разрешите попробовать, — тихо попросил ефрейтор. Он чувствовал, что без труда метнет гранату на самое дальнее расстояние, которое отмечала девушка. Не дожидаясь ответа, поднял с земли одну гранату и с силой метнул.
Граната, описав в воздухе высокую дугу, упала далеко за всеми палочками-отметками. Судьи и все физкультурники с изумлением смотрели на незнакомого солдата.
— Вот это бросок! Да кто это такой? Ниночка, сколько? Дайте ему еще бросить!
И Харитонову предложили метнуть еще три гранаты.
Быстро-быстро закувыркалась граната, сопровождаемая десятками любопытных взоров.
— Шестьдесят три! — сообщила девушка.
Кругом захлопали и закричали. Харитонов так же уверенно с силой метнул еще две.
— Шестьдесят три! Шестьдесят четыре!
Судьи, спортсмены, болельщики обступили Харитонова. Ему пожимали руки, поздравляли с областным рекордом, расспрашивали.
— Через полчаса, в семнадцать, будет толкание ядра. Попробуйте! — предложил судья.
— Нет, мне нельзя, — ответил Харитонов. — У меня увольнительная до семнадцати. Как-нибудь в следующий раз попробую.
И новый чемпион области, повернувшись, торопливо пошел к воротам. Оркестр на стадионе играл торжественный марш.
Отважный воин. 1947. 20 июля.
Мост через Усачевку
Дед Роман стоял на берегу реки Усачевки и сокрушенно вздыхал. Вороной конь, запряженный в высокие старомодные дрожки, участливо смотрел на деда, словно хотел сказать: «Да, в скверную историю мы попали с тобой, хозяин!..»
А кто знал, что все так случится. Никому из колхозников и в голову не приходило, что именно в эту ночь на Усачевке начнется ледоход и стихия сорвет мост.
Смешно говорить — стихия на Усачевке! Были годы, когда на этой речке вообще не было ледохода. Лед осаживался и закисал. А сейчас Усачевка словно взбунтовалась, высоко поднялась и кое-где вышла из берегов.
Дед Роман ехал на станцию. Вчера в правлении колхоза «Новая жизнь» получили телеграмму: «Демобилизовался, встречайте двенадцатого. Григорий Нечаев». Это возвращался из армии Гриша Нечаев, парень-весельчак, тракторист, ныне старший сержант и кавалер ордена Славы.
Конечно, в колхозе немедленно стали готовиться к встрече. В клубе началась уборка и чистка. Школьники писали большой лозунг, который предполагалось повесить над сценой. Председатель колхоза сочинял приветственную речь. Во всех домах тоже наводили чистоту: земляк, которого не видали целых пять лет, должен обязательно зайти в гости, выпить рюмку водки или, на худой конец, стакан чаю, а главное — рассказать про войну, про Германию, про все то, что повидал и пережил. Девушки втихомолку перебирали свои юбки, кофточки и платья и томились в раздумье: что же лучше надеть?
На другой день рано утром дед Роман — передовой конюх колхоза — запряг самого лучшего коня и, сопровождаемый многочисленными напутствиями односельчан, отправился на станцию. До станции было километров сорок.
И вот на половине дороги он задержался. Вскрывшаяся Усачевка преградила путь. Дряхлый мостик был сметен ледоходом.
Деду Роману уже представилось, как к станции подойдет поезд. Из вагона выйдет Гриша Нечаев в полной уверенности, что его, воина-победителя, прибывшего из далекой Германии, встретят как желанного и дорогого гостя. Но никого из знакомых не найдет он на станции. И горькая обида сожмет сердце солдата: «Ну, спасибо, земляки, за радушный прием!» Да ведь это же позор на всю область будет. Дед Роман даже вспотел от такой мысли.
— Что, дедушка, переправиться не можешь? — услышал он за спиной сочувственно-добродушный голос и повернулся.
Судя по погонам, перед ним стоял офицер. Но, признаться, дед Роман не разбирался в чинах.
— То-то и оно, товарищ командир.
У старика, конечно, не было никакой надежды на помощь. И хотя он иногда при разных обстоятельствах вспоминал господа-бога, но в чудеса не верил. А рассказал он офицеру всю историю так просто, чтобы хоть с кем-нибудь поделиться своим горем.
В это время к ним подошел другой офицер. Он приложил руку к козырьку:
— Товарищ майор, личный состав батальона распределен по группам и приступил к работе.