— Ах, я рассеянный с улицы Бассейной! Пленка кончилась. Пока! До скорого! — и скрылся за углом главного здания.
Девушки наклонились друг к другу, стали шептаться, изредка поглядывая на гостей в беседке.
— Ваше мнение, наблюдатели? — спросил негромко Вадим.
Бабкин безапелляционно заявил:
— Девчонки, конечно, пустые. А Жорку переделать невозможно. Да и что ты от него хочешь?
— Значит, тебе все равно? Пусть эти девушки, наверное никогда не видавшие московских студентов, будут считать Жорку образцом культуры и судить по нему о всех наших ребятах. Так?
Бабкин замахал на него руками. Жесткий комок застрял в горле, невозможно вымолвить слова. Высокое звание студента-заочника далось ему не легко. Он был на экзаменах в институте, где все казалось диковинным и чудесным, встречался с учеными, популярные статьи и книги которых читал еще в детстве. Эти люди, известные всему миру, проходили по коридору обыкновенными мелкими или размашистыми, крупными шагами. Бабкин долго смотрел им вслед и гордился тем, что уже давно хорошо знал их по книгам и журналам. А ребята? Нет, как можно допустить, чтобы о студентах судили по поведению Жорки Кучинского! Хотелось сейчас же подойти к этим девушкам и сказать, что таких, как Жорка, в Москве совсем немного и что ему, Тимофею Бабкину, технику и студенту-заочнику, стыдно за своего товарища… Не поймут глупые девчонки, и не найдется у Тимофея слов таких, чтобы высмеять Кучинского, показать, насколько он ограничен и как плоски его шуточки. Настоящие студенты на него не похожи, они умеют веселиться, но у них и разговор другой и интересы другие…
Бабкин понимал, что Димка прав, но уж очень не хочется связываться с Кучинским.
— Итак, Лидочка, у вас появились две подруги, — вздохнув, сказал Вадим. — А нам с Тимкой не повезло: один товарищ, да и тот Жорка. Теперь я понимаю, что значит пустыня.
Лида подняла полные руки и небрежно поправила на затылке пучок.
— Подруг я сама выбираю.
— По какому принципу?
— На это трудно ответить. Но, во всяком случае, необходима общность интересов.
— Вы думаете, что в данном случае они разные? — спросил Вадим, вглядываясь в лицо Лиды.
— Не обижайте меня, Вадим. Я же не сравниваю вас с Кучинским.
— И правильно делаете. Он бездельник, а девушки эти работают. — Багрецов запустил пальцы в свою курчавую шевелюру. — Я одного не пойму, Лидочка, откуда в вас столько высокомерия? Высшее образование и научная деятельность абсолютно не дают вам права презрительно относиться к работницам. Они ничего не знают о химических соединениях таллия и цезия, не умеют со вкусом одеваться, но разве это унижает их? «Не обижайте меня», — передразнил ее Вадим. — А откуда вы знаете их души? Возможно, они богаче и человечнее любого из нас, любого из тех, кто в уме решает уравнения и доотказа напичкан формулами. Возможно, у них в душах золотые россыпи, как писал Маяковский…
Багрецов говорил, все больше распаляясь от гнева. Его всегда возмущало подчеркивание своего превосходства, если дело касалось образования. Никакого подвига нет в том, что ты получил его. Благодари тех, кто за тебя в это время работал, пахал, сеял хлеб и строил дома.
Лида сердилась, хотела перебить Вадима. Мальчишка, и вдруг отчитывает ее ни за что ни про что. Но стоило ей покопаться в памяти, как многое из того, что говорил Вадим, стало подтверждаться довольно ясными примерами из Лидиной собственной жизни. Это уже совсем нехорошо. Было немножко стыдно и, главное, обидно — ведь услышала она об этом от мальчишки! Неужели сама за собой не замечала?
Глава 6
ДОРОГИ И ТРОПИНКИ
Лида Михайличенко не совсем понимала, почему Павел Иванович, как руководитель ее практики (на что он в конце концов согласился), резко изменил представленный ею план исследований. Его прежде всего интересовали возможные взаимодействия фотоэлектрического слоя и пластмассы.
— Потам вернемся к другим вопросам, — сказал он, утверждая новый план.
На лабораторном столе Лиды появилась шестиугольная плита с выщербленным краем и два осколка. Надо было выяснить причины ее растрескивания. В своем задании Курбатов исключал возможность механического повреждения, хотя Лида и высказала эту мысль.
— Нет, нет, — с раздражением подчеркнул он, — занимайтесь химией, механика здесь ни при чем.
Багрецов и Бабкин, работавшие за соседним столом, удивленно переглянулись, но промолчали. Вероятно, Павел Иванович после зрелых размышлений решил, что его подозрения неосновательны — плита треснула сама.
«Найдется третий осколок, и все будет в порядке. Димка может спать спокойно», — подумал Тимофей, но ошибся. Багрецов не мог и мысли допустить, что смелый опыт Курбатова потерпит неудачу. Не может этого быть. Надо искать виновника, а не объективные причины. Но руки у Димки были связаны, оставалось лишь страдать и сочувствовать.