Девушка жалобно застонала. Константин плюнул ей в лицо и облизал нож:
-Ты никогда меня не понимала. Не бойся, осталось недолго. Надо лишь принести жертву. Надо всегда приносить жертву перед тем, как ешь человеческое мясо. Это очень важно.
Маньяк воткнул нож в оставшуюся Анину ногу и вырезал из неё небольшой кусочек мяса, после чего ушёл в предбанник и вернулся оттуда с большой миской и бутылкой водки. Константин положил кусочек мяса на дно и полил его сверху водкой, после чего поднёс миску к животу девушки и аккуратно надрезал кожу, для того чтобы несколько капель крови стекли с её живота в миску. Затем он встал перед ней на колени, достал из кармана мел и начертил на полу какой-то символ, которого Юрий Григорьевич увидеть не мог. После этого Константин прикрыл глаза руками и стал быстро, время от времени сбиваясь и заикаясь, говорить, иногда переключаясь на крик:
-Et scelus terribilem habens actum: ego sum felix, ego sum excitatur, gratias ago Tibi? Ut biberent in honorem sanguinis, et nunc exaltavit caput eius!
После прочтения странной молитвы, маньяк подошёл к девушке и с силой вырвал у неё из головы клок волос, поджёг его и бросил пепел в миску, затем он вновь начал произносить непонятные слова на латыни:
-Lorem dedisse panem, Interfectorem! Lorem dedisse panem, Interfectorem! Lorem dedisse panem, Interfectorem! Lorem dedisse panem, Interfectorem! Lorem dedisse panem, Interfectorem! Laudate Interfectorem!
Константин встал и осторожно вылил немного жидкости девушки на голову. Водка стекала в глаза девушке, причиняя ей сильную боль, на которую, однако, она почти не реагировала. Затем маньяк поджёг миску, открыл в окно и выбросил её туда.
Зорин, сидящий как раз под окном задержал дыхание и боялся пошевелиться от страха, он надеялся, что маньяк закроет окно, но Константин оставил его открытым.
Он подошёл к девушке и стал покрывать поцелуями её шею:
Какая красивая у тебя шея, я даже не знаю- что лучше: съесть её или оставить себе на память… Жалко, ты не можешь помочь мне сделать выбор. Сука… Ладно, одно я знаю точно- твой поганый язык я выброшу вместе с твоими уродливыми руками,- Константин погладил девушку по голове,- не бойся, моя милая, скоро всё закончится. Ты уже готова. Прощай Аня, всё же я был счастлив с тобой.
Константин облизнулся и спустился в подвал, а вернулся оттуда через несколько минут со странным устройством на ножках, к которому был прикреплён заострённый кусок арматуры и тиски, и двумя небольшими молотками с острыми наконечниками.
Маньяк поставил аппарат возле стула и аккуратно зажал голову девушки между тисками. Она застонала от боли, но убийца дёрнул за небольшой рычажок, прикреплённый к деревянному корпусу, и арматура вонзилась девушке в голову. Она застонала и закрыла глаза, после чего маньяк схватил молоток и разбил ей лицо, а затем схватил топор и стал отрубать ногу, когда он это сделал, то положил её на стол и стал разрубать на куски тупым кухонным ножом.
Юрий Григорьевич вновь захотел убежать, но сдвинуться с места он не мог, тем более, через открытое окно маньяк мог услышать его шаги.
Тем временем, Константин разрубил на куски мясо и отнёс его в подвал, оставив на столе один, который и собирался съест. Когда он вернулся, то достал из сумки вино и специи и принялся мариновать мясо, предварительно содрав с него кожу. Он подождал примерно двадцать минут, после чего подошёл к небольшой плитке, поставил на неё сковородку, налил на неё масла и включил огонь, после чего кинул на неё мясо. Пока готовилась еда, он аккуратно собрал все останки и отнёс их в подвал. Когда он вернулся, мясо уже почти прожарилось, Константин достал из рюкзака два одноразовые тарелки и два пластиковых стаканчика. Он разрезал жаренное мясо пополам и разложил в две тарелки, после чего налил вино, поставил свой кровавый ужин на стол, сел, осторожно отрезал небольшой кусочек, положил в рот, стал медленно перемещать языком во рту, закрыв глаза, после чего тихо сказал:
-Конечно печень той шлюхи была куда лучше, но это тоже сойдёт.
У Зорина страшно тряслись руки, а из приоткрытого рта вытекала слюна.
-Есть человеческое мясо- это самый настоящий пик блаженства, вкуснее я ничего никогда не пробовал, хотя я, думаю никто никогда не пробовал ничего вкуснее. Это возбуждение, я представляю её предсмертные стоны, должно быть она была так возбуждена, надо было не убивать её, а отрезать лишь маленький кусочек и дать попробовать самой… Хотя, всё же печень шлюхи была лучше. А ещё у неё не было этих мерзких рук.