Снаружи их ждали. Кручина помнил слова старика и ничуть не удивился, но сам старик, похоже, подобной уверенности отнюдь не испытывал. Когда дверь за ними захлопнулась, он не двинулся с места, глядя как на заплывшей тенями улочке, у самого подножия обвалившейся лестницы, цокает копытами по брусчатке запряжённая в телегу старая кляча. Поигрывая плетью и постоянно оглядываясь, на козлах сидел сгорбленный человечек и доедал вялое яблоко. За прошедшие сутки с гаком его красная шляпа чище не стала. Бросив огрызок в канаву, он помахал им рукой.
- Вы што, ребяты, шдесь што-ли штоять шобралися? - Зашипел он, когда колдун, в ответ его жестам только поморщился. - Дуйте шуда!
Долговязый потянул колдуна за плечо, и тот попытался вырваться, на что был едва ли не скинут с лестницы. Встряхнув головой, он одёрнул рясу и начал спускаться, смотря при этом куда угодно, но только не под ноги.
- Шевелитись! А то наш тута и шагребуть!
Возница опустил плеть и подал колдуну руку, но тот оттолкнул её и сам забрался на козлы. Совсем не заботясь о том, как это выглядит со стороны калек, Кручина и Долговязый запрыгнули следом. Шепелявый возница лупанул клячу и та тронулась с места, нехотя переставляя ноги. Где-то вдали заорал петух. Светало.
Улица была тиха и пустынна. Стук копыт по мощёной дороге разносился между унылых лачуг, теснившихся с краю порушенных стен. Их остатки, снабжавшие камнем местную бедноту не одну сотню лет, равнодушно смотрели на редких гостей щербатыми глыбами, что уцелели лишь благодаря своей неподъемности. Кручина слышал об этом месте, но побывать тут совсем не стремился. Завела же, нелёгкая.
Говорят некогда здесь было красиво: сады и усадьбы. А потом всё это, вместе с частью городской стены и почти тысячей человек, в одну ночь сравняли с землёй. Да так, что до сих пор не отстроили, и вряд ли когда-нибудь за это возьмутся. Теперь эта часть Рожнова стала пристанищем нищих, разносящих фундаменты мёртвой знати, в поисках сбережений последних. Насколько он слышал никто из них так ничего не нашел, что, в общем-то, было странно. Быть может поэтому место слыло гиблым и никого больше не интересовало.
Из под копыт то и дело шмыгали крысы, в подворотнях толпились коты и в сером тумане, залегшем над мостовой, сновали какие-то тени. И сколько не тверди о нелепости суеверий, Кручина не был уверен, что они человеческие. Возница щелкнул кресалом, раздул фонарь и повесил его на жердь.
- Здесь страшней, чем в лесу. - Шепнул Кручина, не выпуская ножны из рук.
Колдун повернулся к нему и сказал:
- Дальше будет только хуже.
Постепенно под копытами начали хлюпать лужи помоев. Ветерок принёс запах дыма и щёлочи и в холодной утренней мгле послышалось грустное тявканье. Они въезжали на обжитые улицы.
***
- Стой! - Дорогу преградил солдат с палашом наперевес. За ним появились ещё двое, вооруженные и, судя по рожам, готовые немедля зарубить любого, кто плохо представится. Первый обошел лошадь, постучал кулаком по оглобле и вырвал у мухомора вожжи.
- Вам закон не писан, или жизнь не мила? - Спросил он, погладив кобылу по морде. Та фыркнула, но не отстранилась. Видать не так много было в её жизни ласки, чтобы отказываться.
Мухомор будто язык проглотил, колдун сидел, уставившись в землю и теребил разлохмаченный кончик верёвки. Молчание затягивалось. Солдаты осторожно приблизились и заглянули в телегу.
- Что в мешках? - Один из них ткнул ратовищем в забитый под лавку холщёвый тюк. - Отвечайте.
Колдун повернулся на козлах и хрипло проговорил:
- Еда там. Или то, что должно за неё сойти. - Голос у него был низкий и какой-то надрывный.
Солдат подтянул мешок к себе и принюхался. Судя по скривившимся губам, то, что было внутри, за еду не сошло бы и в голодную зиму.
- Жизнь нам мила, а по сему путь держим в госпиталь святого Мекаты. Дело отлагательств не терпит, ибо братья мои, - он указал на двух сжавшихся в кузове оборвышей, - хворы. Да и сам я страдаю.