Ратко отхлебнул вина и вытер рот рукавом.
- Вам нужен старик. - Устало вздохнул Кручина. - И всё это ради него. Ёлки-палки, а я-то думал, что вы поумнее.
Лицо воеводы не изменилось, но ногти на кружке слегка побелели. Он отодвинулся и встал.
- Поясни.
- Этот старик не так прост. Его не поймать ни роте солдат, ни толпе обезумевших смердов с вилами. Будете шляться по лесу денно и ношно, а он наплюёт вам шапки, даже не почесавшись.
- Ты говоришь так, будто считаешь его колдуном.
- Раз ты в этих развалинах главный, то не хуже меня знаешь, что он и есть колдун. - Вздохнул Кручина. - Думаешь я его прикрываю? Да к чёрту его, вместе с Врыгой проклятым. Мне нет до них больше дела. Вся эта затея с самого начала была непутёвой.
- Да ну? - Воевода сложил брови домиком, изобразив нечто, напоминающее удивление лишь отдалённо. Очень отдалённо. - Но уж не ты ли намедни устроил погром в караульной?
- Тут другое.
- Мне с этого, знаешь, не легче. В слова твои я поверить могу, но глупость и недальновидность от ответственности не освобождают. Этот старик использовал Врыгу, использовал вас. И если б не мы... Знаешь что было бы тогда?
- Представляю.
- Ни хрена ты не представляешь, Нестор! Потому что башка твоя забита дерьмом. Слышишь только то, что хочешь!
Ратко схватил кружку и выплеснул её содержимое на пол.
- Думал поймаешь бандюгу, денег получишь? Заживёшь тогда, да? Припеваючи! Да? Только ума тебе бог положил недостаточно! Не дожил бы ты и до вечера, дурень, если б вы его взяли! Дружок твой - понятно. У него на роже написано, что идиот, двух слов связать не могущий. Но ты-то... Ты серьёзно не знал, что здесь твориться?
Кручина прикусил губу. Сквозь высокие окна виднелись ветхие, отдающие зеленью купола какого-то храма. Кресты на них много лет назад облюбовали вороны и теперь яблоки были настолько загажены, что даже воды потопа не смогли бы отмыть их. Небо вокруг серело тяжестью туч.
- Не знал. До того. Думал, может дед взъелся на Врыгу по какой-то своей, стариковской причине. К тому же деньги и правда казались немалыми, а дело, вообще-то полезным. Порубить главаря шайки разбойников - что тут плохого?
- Ничего. - Покачал Ратко головой. - Только вот нет главаря. Нет Врыги. А есть только бес, который нацепил его шкуру. И если б колдун до него дотянулся, то подчинил бы себе. Но мы этого не допустили. Знаешь, я ведь не верил всем этим россказням про одержимых чертями, про поедания людей, про кровавые оргии ведьм. Но насмотревшись того, что теперь выдают за обыденность, упёртость моя пошатнулась. Всякое в жизни бывает: зверства, расправы, жестокости. Но человек, каким бы он ни был, всегда видит черту, за которую не заступить. Это в нашей природе, вшито под кожу, врезано в сердце. Даже самый отъявленный головорез чего-то не может. Всегда есть то, что сильнее его. Но теперь я день ото дня вижу лишь чёрную дикость. Это не зло - зло должно быть осмысленным - это безумие. Хладнокровная ненависть к жизни, как таковой. Это, мой друг, и есть одержимость, совладать с которой под силу лишь богу. Или же дьяволу. И если бог на моей стороне, то кто за тобой?
***
- Ну-ка заткнись! - Шикнул колдун. Он оказался так близко, что Кручина почуял его, прежде чем повернулся. - Я вытащу тебя, только заткнись!
"Чёртов колдун. Ну и несёт от него."
Солдаты обступали избу. Топот и звон неслись теперь со двора. Кто-то кричал, отдавая приказы, кто-то на них отвечал. Слышалось ржание коней, цокот подков. Вдалеке кто-то громко ругался. Язык был чужой, не знакомый. Кручина прислушался, но они замолчали.
Перекрытая дверь содрогнулась. Сверху посыпалась стружка. Пытаясь нашарить хоть что-то, он пополз средь камней и поленьев. Руки судорожно рылись в земле, но ни топоров, ни ножей, ни даже мотыг не осталось. Он плюнул, схватился за палку. Дверь содрогнулась опять. Оглушительный треск раскатился под потолком. Прыснули щепки. Сколько ещё она выдержит? Раз или два?
И тут он заметил, что колдун снова исчез. Средь обгорелого мусора, под фундаментом печки он был один. На миг, на единственный миг Кручина забыл что здесь делает. Всё показалось каким-то неясным, размазанным слишком большими штрихами. Дверь заскрипела и покосилась; теперь её выдирали наружу. Кто-то рубил, кто-то тянул, сопровождая всё бранью, угрозами. Расшвыряв обвалившийся потолок, двое ворвались в окно. Сырые и злобные, с бердышами наперевес. Кручина юркнул обратно к стене, потянул за собой обломок доски, но что-то мешало, тащило назад. Он присмотрелся. Солдаты топтались над ним, освобождая проход. Один замахнулся и с силой ударил ногой. Петли взвизгнули, дверь поддалась. Но вместо того, чтобы пересчитать остальных, Кручина уставился на скорчившегося под гнётом обломков тысячелетнего мертвеца. Тот сжимал край доски уцелевшей рукой и тихо плевался, пытаясь что-то сказать. Но время над ним потрудилось и всё, что лезло наружу, было лишь грязью. А в чёрных дырах, когда-то бывших глазами, Кручина узрел только жажду забвения.