- А то, что ввязались вы в драку на опушке, в лесу. - Отмахнулся Ратко, когда Кручина напомнил ему, что коли на то пошло, не только гонцова кровь его тяготит. - Так это ваши проблемы. В стычку мои не успели, так что можешь тут с чёрных спросить. Но учти, не очень-то они довольны тем, что там приключилось, и вполне может быть, что и за это они с тебя ещё спросят.
Кручина надеялся на капитана, но тот, оказалось, был очень плох и ему было не до него.
Выяснились так же и кое-какие подробности приключений Бруды Беспалого. Дознаватель поведал о том, что тот после пьянки и грабежа почти им попался, но затем вдруг куда-то исчез. Вот тут-то Кручина и вспомнил совет крепыша из харчевни и то, к чему это всё привело. Бруда исчез, но следом исчезли двое солдат. Только в отличие от него самого, их так и не удалось обнаружить, что натолкнуло на мысли ещё более скверные. И мысли эти, накладываясь на общую картину бойни в лесу, только усугубляли его положение. Кручина и правда не знал, что с ними сталось, но ему снова никто не поверил.
И вот на этой безрадостной ноте его вдруг отправили прямиком к воеводе, хотя по всем правилам пристало ему помереть. Медленно и очень болезненно, до самой последней минуты сочиняя разные версии всех тех событий, о каких только спросят. Честно сказать, он удивился. Хотя предчувствия его не покидали.
- Довольно роптать! - Загремел воевода, взойдя на помост. - Довольно терпеть! Довольно лить кровь и страдать!
Над притихшей толпой взметнулись хоругви и стяги, затрепетали в резких порывах огромные, брошенные со стен полотнища. Их окаймлённые вязью края хлестали по ветру, вздымаясь и опадая, метались на жердях и привязях. Суровые лица святых глядели поверх поднятых голов, острожки блестели в лучах проглянувшего солнца.
- Достаточно было смирения! Пришло время воздать!
По площади покатился сдавленный гул. Люди с сомненьем смотрели на всё это тряпочное великолепие, но ни один более не кричал. Камни попадали в липкую грязь. Дети, крутившиеся под самым помостом, поспешно сбежали, подгоняемые древками пик и пинками. Посадник проводил их взглядом и еле заметно дал указание. Через пару секунд двое молодцев в фартуках внесли на помост большую корзину.
- Я мало сказал, но сегодня слова не имеют значения. Сегодня мы делом докажем, что жизнь наша в наших руках. В руках господа нашего! И воля его нами правит! Только его! Но не каких-то сволочей, содравших с себя всё человеческое!
Он наклонился и выудил из корзины кусок волосатого мяса. Поплевал на него, протёр рукавом и вскинул над головой.
- А те, кто сочли себя в праве перечить, познают всю горечь погибели!
Кручина вытаращил глаза и подался вперёд. Стоя в десятке шагов от помоста он никак не мог разобрать чья же башка у воеводы в руках. Но его ухватили за шкирку и вернули на место. Он посмотрел через плечо и снова встретился взглядом с одним из солдат.
- Стой, где стоишь, гнида! А то где стоишь, там и ляжешь!
Только сейчас Кручина заметил, что у него от самого подбородка рассечена губа. Он ухмыльнулся, припоминая эту же самую рожу в момент встречи, и раскроившую её миску с объедками.
Воевода, тем временем, опустил руку и швырнул отсеченную голову вниз. Она грохнула лбом о настил, покатилась, поочерёдно подставляя небу то одно ухо, то другое, и, в конце концов, свалившись в лужу остатками шеи, замерла и уставилась перед собой. Как раз напротив Кручины.
- Да это же... - Выдохнул кто-то из местных.
- Бруда. Бееспааалыыыый! - Сорвавшись на крик, закончил другой.
Какой-то мальчишка прыгнул вперёд, схватил голову Бруды за бороду и подал её в руки горбатой старухи. Щурясь и чавкая беззубым ртом, та недоверчиво поглядела в бандитскую рожу, а затем расплылась в широченной улыбке, подтверждая всё вышесказанное. Через мгновение голова оказалась в соседних руках, затем в следующих, и ещё одних, и ещё. Она поплыла средь людской суеты будто бочка в волнах, то пропадая, то вновь вырисовываясь, когда кто-то на радостях возносил её к небу. Воевода проводил голову взглядом и спихнул с помоста корзину.
Все вокруг ахнули. Напоминая сброшенные с воза вилки перезрелой капусты, на землю высыпал ещё целый десяток. Головы раскатились в разные стороны, тыкаясь в ноги солдатам и подобравшейся знати. Те с отвращением плевались, пинали их в стороны, стараясь не замарать о лоскуты окровавленной кожи остроносых сапог. Когда, наконец, улеглось, и большинство затолкали под самый настил, за дело взялись собаки. Кручина с удивленьем смотрел в лицо молодца, который буквально на днях грозил проломить ему лоб, а теперь же стал пищей облезлой дворняги. Позорным клеймом на каждом из них лежала печать справедливости. Чернь ликовала.